Очевидно, что я больше не одна из них. Я чужак, незваный гость, дезертир.
Никто в Воскрешении не будет рад моему возвращению. Мы уходим на более зеленые пастбища, когда должны заниматься своими. Люди вкладывают сюда всю свою жизнь, поэтому, и если ты приезжий или возвращаешься домой после длительного отсутствия, никто не встречает тебя с распростертыми объятиями.
У меня было столько надежд, когда я оставляла Эйдена, а теперь... возвращение в Воскрешение кажется каким-то опасным испытанием, а не исполнившейся мечтой.
― Мы должны идти дальше. ― Низкий рокот голоса Дэвиса разливается теплом по моему животу.
Потом я моргаю. Я остановилась на углу улицы и не заметила этого.
Кислород покидает мои легкие, когда Дэвис протягивает руку. Он проводит рукой по моей спине, не касаясь ее, и строго хмурится. Тяжелый вздох вырывается из моих легких, прежде чем я его проглатываю. Он продолжает это делать. Не дотрагивается до меня. Что это говорит обо мне, если я хочу, чтобы он это сделал?
Что говорит о нем то, что он этого не делает?
Все в этой ситуации, как и в самом ковбое, вызывает раздражение.
― Пойдем, ― говорит он спокойным, уверенным голосом.
Мы пересекаем перекресток, направляясь к концу Главной улицы. Дэвис идет впереди, спина прямая, широкие плечи напряжены, он на взводе. Для такого массивного мужчины он двигается стремительно и спокойно. Его уверенные движения напоминают акулу, рассекающую воду.
Мощный. Опасный.
Я хочу возмутиться, что он здесь, со мной, но не могу. По правде говоря, я чувствую себя в большей безопасности, когда рядом со мной Дэвис. Разве не поэтому я вернулась? Потому что в глубине души мне нужны были те пять секунд, которые он обещал.
Дэвис придерживает для меня дверь, и я вхожу в клинику «Медвежий ручей».
Я выдыхаю и расправляю плечи, изучая таблички на стене. Первый этаж. Кабинет номер два. Акушер.
Странная смесь отвращения и страха наполняет меня. Я прихожу в ужас, когда на глаза наворачиваются слезы. Еще больший ужас я испытываю, когда чувствую жар от большого, мускулистого тела позади себя. Температура в комнате внезапно повышается.
Я резко оборачиваюсь и протягиваю руку, как будто могу остановить его.
― Тебе не нужно идти со мной.
Тем не менее Дэвис движется ко мне. В шоколадно-карих глазах мелькает беспокойство.
― Ты уверена?
Нет, я ни черта не уверена. Я хочу, чтобы он был рядом, держал меня за руку, чтобы мы сделала это вместе. Я хочу, чтобы его строгое лицо и властный голос говорили мне, что все будет хорошо. Но я не могу этого допустить. Я не могу ― и не буду ― просить его об этом.
Я поднимаю подбородок и вытираю глаза.
― Это плохо выглядит? Мое лицо?
Его выражение лица смягчается, он сглатывает, пока смотрит на меня. И на этот раз он прикасается ко мне. Его большие мозолистые пальцы заправляют прядь волос мне за ухо и задерживаются там. Мои глаза закрываются от этого ощущения. Воздух между нами нагревается по меньшей мере на десять градусов.
― Нет, Коти, ― наконец произносит он срывающимся голосом. ― Выглядит нормально.
― Спасибо, ― шепчу я.
― Дыши, Дакота. Ты справишься.
Я смаргиваю слезы. Каким-то образом он всегда поддерживает меня.
Прежде чем он успевает сказать что-то еще, я поворачиваюсь и оставляю Дэвиса позади.
Тридцать минут спустя, после различных тестов на беременность и забора крови, я лежу на гинекологическом кресле в вызывающем зуд халате, когда открывается дверь.
― Ну, если это не малышка Дакота Макгроу. Клянусь, я не поверила своим глазам, когда увидела твое имя в своей карте.
Я поднимаю взгляд со своего места и слабо улыбаюсь.
― Думаю, тебе повезло. ― Каждый вздох дается с трудом.
Моя бывшая няня, Агнес Уинфри, теперь стала городским акушером. А почему бы и нет? Вполне логично, что именно она увидит мое влагалище после того, как меняла мне подгузники.
В свои пятьдесят с лишним лет Уинфри ― женщина громогласного смеха и торжественной безмятежности. Я помню, как она тайком достала из сумочки «Red Vines»9, когда подкупала нас с Фэллон, чтобы мы вернулись в постель и оставили ее с бойфрендом наедине.
― Что ты делаешь в городе? ― Уинфри качает головой, и ее серебристые локоны рассыпаются по плечам. ― Сто лет тебя не видела.
― Очередной переезд, ― говорю я, стараясь говорить непринужденно, хотя все, чего я хочу, ― это растечься лужей. ― Возвращаюсь домой.
Уинфри издает звук, похожий на легкое замешательство, и натягивает перчатку.
― Знаешь, я однажды уезжала из Воскрешения. Чтобы получить диплом. А потом вернулась. Клянусь, этот город держит тебя на каком-то невидимом поводке.
Я смотрю на потрескавшийся потолок с пушистыми белыми облаками, нарисованными на голубой поверхности. Веселый рисунок мало успокаивает меня. Вот и все, что нужно для того, чтобы привлечь к себе внимание. Через час все узнают, что я вернулась домой.
― Ты еще не обращалась к врачу?
― Нет, ― говорю я, игнорируя ее взгляд, который скользит по моему гипсу и снова возвращается к лицу. ― Не обращалась.
Ложь. Я даже не пыталась найти врача.
Я не могла рисковать тем, что Эйден узнает о моей беременности. Этот ребенок был моим маленьким секретом.
На секунду воцаряется тишина, и Уинфри прочищает горло.
― Хорошо. Давай перейдем к делу, а потом взглянем на этого малыша.
Уинфри заканчивает внутренний осмотр, снимает перчатки и обсуждает результаты моих анализов. Она сообщает, что у меня низкий уровень сахара в крови, но я могу это исправить, если буду есть чаще и небольшими порциями.
― Что ж, ― говорит она, надевая чистую пару перчаток. ― Самое время запечатлеть этот момент.
Я откидываюсь на спинку и поднимаю нижнюю часть халата, состоящего из двух частей.
Уинфри бросает взгляд на дверь, а затем окидывает меня любопытным взглядом.
― Отец не хочет зайти?
― Его здесь нет, ― быстро говорю я и умолкаю.
Глубоко вздохнув, я опускаю взгляд на свой живот. Я избегала смотреть на себя в зеркало. Как будто если я увижу, то все станет реальным. Так и есть. Внезапно я замечаю его. Полную грудь, вываливающуюся из лифчика.
Меня охватывает чувство безысходности.
Мне нужны бюстгальтеры.
Мне нужны книги.
Мне нужны витамины для беременных.
Мне нужно так много всего.
Работа. Дом. Жизнь. Тяжелый груз ответственности и счастья.
Я зажмуриваюсь, пока она льет холодный гель мне на живот. Пока зонд скользит по коже, кровь шумит в ушах, а сердце колотится с удвоенной скоростью. Чтобы успокоиться, я сжимаю прохладный металл жетона Дэвиса и провожу большим пальцем по рельефной надписи, которую выучила наизусть, как молитву.
Я бы хотела, чтобы Дэвис и его рокочущий голос были здесь и заполнили пустоту в моей голове. Но его нет. Я должна справиться с этим сама.
― Вот. ― Нежный голос Уинфри нарушает тишину. ― Вот твой ребенок, Дакота.
Дыши, Дакота. Поймай луну.
Я открываю глаза и поворачиваю голову к монитору.
Позвоночник, изгиб черепа, торчащая ножка. И сердце. Крошечное и яростно бьющееся.
Грустная улыбка появляется на моих губах.
― Это малыш?
― Да. Теперь посмотрим... ― Она производит какие-то расчеты на экране. ― Судя по измерениям, ты на восемнадцатой неделе беременности, что означает, что срок родов наступит примерно двадцать девятого июня.
От паники у меня перехватывает горло. Срок больше, чем я думала.
Все это слишком рано. Слишком быстро.
Уинфри сдвигает очки вниз.
― Ты уже почувствовала шевеление ребенка?
Я зажмуриваюсь. В ушах грохочет кровь.
― Я так не думаю. Это плохо?
― Вовсе нет. С твоим малышом все в порядке. Он даст о себе знать, когда будет готов.