Я сглатываю, глядя на маленького ребенка на экране.
― Хочешь узнать пол?
― Нет, ― выпаливаю я.
Уинфри вскидывает бровь.
― Прости?
― Нет. ― Я энергично мотаю головой. ― Я не хочу знать. ― Мои щеки горят от чувства вины.
Я не готова. Потому что если это будет мальчик, то мне придется беспокоиться о том, что он будет похож на своего отца. Если это будет девочка, я буду беспокоиться о том, как уберечь ее от мужчин вроде Эйдена.
Всю жизнь я буду ненавидеть себя за то, что не стала лучшим примером.
Уинфри откладывает зонд, ее глаза прищуриваются, и мне это не нравится.
― Ты уверена, Дакота?
― Да, ― шепчу я.
Маленькое мерцающее сердечко на экране приводит меня в ужас. Еще одна жизнь, за которую я несу ответственность, в то время как я не могу справиться даже со своей собственной. Словно этот тихий стук ― сигнал SOS, напоминание о том, что я вот-вот потерплю неудачу.
Слезы застилают мне глаза.
Я просто хочу начать все сначала.
Я хочу любить своего ребенка без печали. Я хочу печь без боли и снова научиться любить, не вздрагивая и не испытывая страха.
Я просто хочу вернуть себя.
Рыдание вырывается у меня изо рта прежде, чем я успеваю его остановить.
― Боже мой, ― всхлипываю я, приподнявшись на локтях. ― Мне очень жаль.
― Все в порядке, милая, ― говорит Уинфри, протягивая мне пачку салфеток, и я вспоминаю, почему она так нравилась мне в качестве няни. ― Это нормально. Гормоны.
― Точно. ― Я вытираю глаза, слезы все еще затуманивают зрение.
― Вот. Я распечатала тебе фотографию этого прекрасного маленького пятнышка.
Зонд возвращается на место, гель стирают с моего живота, и аппарат умолкает.
Я опускаю халат и беру фотографию, которую протягивает мне Уинфри. Не глядя на нее, засовываю в сумочку.
Лучшая мать хотела бы этого. Лучшая мать взяла бы сонограмму и повесила на холодильник. И тут я вспоминаю, что у меня даже нет холодильника, и на глаза снова наворачиваются слезы.
Я не чувствую связи со своим ребенком. Я думаю о своей матери и о том, что она всегда ощущалась совершенно недосягаемой. Как она стояла у кухонной стойки и смотрела в окно на белый лунный свет. Когда я спрашивала, что не так, она гладила меня по голове и отправляла спать.
Теперь я понимаю, что она хотела сбежать. И она сделала это.
Как и моя мать, я уже бегу в страхе.
Как я могу это сделать? Я предоставлена сама себе всего двадцать четыре часа, и уже разваливаюсь на части. Но я сделала свой выбор. Я здесь, в Воскрешении. Я могу начать все сначала.
Я могу.
― Дакота?
Я задыхаюсь, едва не падая с кушетки, когда рука Уинфри касается моего плеча.
Она хмурится, устраиваясь на табурете рядом.
― Мне очень жаль. Мне так жаль. ― Я яростно вытираю лицо, жалея, что не могу перестать плакать, и радуясь, что, по крайней мере, могу винить гормоны.
― Дакота. ― Уинфри наклоняется, ее мудрые серые глаза изучают мое лицо. ― Я знаю, что Стид все еще в городе. И Фэллон тоже. Ты попросишь их о помощи, слышишь? Если дела плохи, проси помощи. Вот почему у нас есть семьи. Мы полагаемся на них. Даже если иногда просить о помощи так тяжело, будто ты падаешь в яму с гадюками.
― Хорошо. ― Я всхлипываю, благодарная за момент покоя, который она мне подарила. ― Обязательно.
― Вот. ― Уинфри подкатывает табуретку к шкафу, заглядывает в ящик и возвращается ко мне. ― Они тебе все еще нравятся? ― спрашивает она, протягивая пакет «Red Vines».
― Да, ― отвечаю я, и на моем заплаканном лице появляется неуверенная улыбка. ― Да.
Глава 9
Дэвис
― Мне нужна услуга.
На другом конце провода из пересохшего от виски горла вырывается смешок.
― Наконец-то созрел, Монтгомери?
― Надо же было когда-то. ― Я оглядываюсь в поисках Дакоты, но в большом фойе пусто. Так что я расхаживаю взад-вперед. ― Я всего лишь спас тебе жизнь, большое дело.
― Значит, так это будет. Прошло семь лет. Никаких «привет, как дела», только «ты у меня в долгу».
Я фыркаю.
― Так и есть.
― Если тебе интересно, у меня двое детей, ипотека и почти-бывшая жена, которая мне изменяет.
Я морщусь, не желая погружаться в воспоминания, связанные с Риком Ферраро.
В девятнадцать лет я пошел служить в морскую пехоту, чтобы выбраться из своего маленького родного городка. Мне очень нравились лошади, но я хотел быть частью чего-то большего, чем я сам. Это было ново и непривычно, но в то же время вдохновляло и давало силы.
Я знал, что смогу это сделать.
И я это сделал.
Я познакомился с Ферраро, когда вступил в отряд морских рейдеров. Подразделение, специализирующееся на специальных операциях и миссиях, из-за которых я месяцами не имел связи с внешним миром. Мрачное, опасное дерьмо, о котором не знала даже моя семья.
Ферраро фыркает.
― Только благодаря тебе я выбрался оттуда целым и невредимым, так что ладно. Что тебе нужно?
― Ты все еще работаешь на ту лабораторию? ― В то время как другие становились частными телохранителями или сотрудниками правоохранительных органов, Ферраро пошел работать в сверхсекретное правительственное агентство.
― Чертовски верно. Это гораздо лучше, чем выбивать двери и прыгать из самолетов. ― Я слышу злую улыбку в голосе Ферраро. ― Что это будет? Цианид? Цифровой револьвер? Рельсотрон?
Я закатываю глаза.
― Господи, Ферраро, я работаю на ранчо. Никому не нужно испарять корову. ― Прижимая телефон к уху, я прохаживаюсь по покрытой ковром зоне ожидания. ― Я интересуюсь устройством слежения, которое ты изобрел. Мне нужно одно.
Длинная пауза на линии.
Затем раздается долгий смех.
― Дэвис Монтгомери напуган. Никогда не думал, что доживу до этого дня.
― Да, нас двое.
― Скажешь мне, зачем?
― Скажу тебе, чтобы шел на хрен.
― Все тот же упрямый ублюдок. ― Ферраро раздраженно вздыхает. ― Я отправлю его тебе. Имей в виду, что «SullyScan» нелицензионный и экспериментальный. ― Он усмехается. ― Правительство США хотело отправить меня прямиком в департамент «какого хрена ты изобрел?».
У меня в груди все сжимается.
― Ты назвал его в честь Салли?
― Конечно. Он стал причиной моего изобретения, так что меньшее, что я мог сделать, это дать ему его имя.
― Точно, ― выдавливаю я из себя. Боль пронзает насквозь.
На линии слышен шелест бумаг.
― Раз тебе нужно, ты его получишь. Я всегда прикрою твою спину, брат.
Брат.
Я расслабляюсь и начинаю объяснять, что мне нужно.
Через десять минут я завершаю разговор. Я мог бы использовать это одолжение для чего угодно. Для лечения рака. Для зависимости Уайетта. Но я использовал его для Дакоты.
Я в опасности. Я никогда не буду в безопасности.
Ее слова, сказанные ранее, преследуют меня. Мне нужно, чтобы она поняла, что я всегда рядом. Что я сделаю все, что в моих силах здесь, чтобы защитить ее.
Хотя, если честно, Дакота, похоже, больше переживает из-за возвращения в город, чем из-за того, что ее бывший найдет ее здесь. Как только мы покинули безопасное ранчо и вышли на Главную улицу, нервозность стала волнами накатывать на Дакоту.
Я слышал разговоры местных жителей после того, как она уехала из города. Как бы далеко ни была Дакота, память о ней оставалась эхом, от которого я не мог избавиться. Шепот о ней не утихал.
Ты слышал, что она бросила своего папу и магазин?
Эта девушка Макгроу отправилась в путь в одиночку. Посмотрим, получится ли у нее.
Жаль, что она сбежала, как и ее мама.
Она готова к жизни в большом городе? Ну что ж, посмотрим, как она справится, когда увидит, сколько все стоит.
Мне хотелось заехать кулаком в лицо любому, кто плохо о ней отзывался.
Шагая по полу, я переключаю внимание со стерильной комнаты ожидания на дверь, за которой исчезла Дакота. Мне не нравится, что она пошла одна, но что я мог поделать? Будет лучше, если она сделает это сама. В мои обязанности не входит сопровождать ее.