Стыд, отвращение, которые я испытываю... Я бы никому не пожелала такого.
Я провожу рукой по животу, напрягаясь от этого чуждого мне жеста.
― Мой ребенок никогда не узнает его. И никто другой тоже. Давай оставим все как есть.
Его лицо мрачнеет.
Это не то, чего хочет этот самоуверенный ковбой, но это то, что он получит.
― Скажи мне, ― на этот раз он говорит тверже, звучит как приказ. Моя рука все еще в его, и он притягивает меня к себе. ― Это важно. Чтобы обезопасить тебя.
― Здесь я в безопасности. ― С тобой.
― Ты ― моя ответственность.
Ответственность. Это звучит так сухо. Так равнодушно. По сравнению с его отношением к Кине и Фэллон это задевает за живое.
― Перестань так говорить, ― огрызаюсь я. ― Из-за тебя я чувствую себя жвачкой, прилипшей к ботинку, которая никому не нужна.
Дэвис вздрагивает.
― Черт.
Горячие, злые слезы обжигают мои глаза. Обида. Сожаление.
Дэвис проводит рукой по своей квадратной челюсти, выпрямляется и выдыхает.
― Давай проясним одну вещь. Здесь и сейчас. Ты не жвачка. Ты не обуза. И ты не одинока. Больше нет.
Не одинока. Мое тело наполняется кислородом. Солнечным светом. На одну короткую минуту я снова могу дышать. На одно короткое мгновение я верю ему.
― Ты вернешь свою жизнь, Дакота. Я обещаю тебе.
По моей щеке скатывается слеза.
― Тебе легко так говорить. Ты контролируешь свою жизнь. Ты не беспомощен.
Наступает долгое молчание, прежде чем он отвечает.
― Я не настолько хорошо контролирую себя, как ты думаешь.
― Почему нет? ― Я сокращаю расстояние между нами. Как и в ту ночь в Эдеме, мое сердце колотится от надежды. ― Чего ты хочешь, Дэвис?
Он издает сдавленный звук.
― Я хочу, чтобы ты была в безопасности, Дакота.
― Я боюсь. ― Еще одна слеза скатывается по моей щеке. ― Я не хочу быть одна.
― Ты не одна. Ты со мной. ― Это обещание. Мечта наяву. Хриплое дыхание, грозящее сбить меня с ног.
Я закрываю глаза и провожу ладонью по его обнаженной мускулистой груди. Просто прикосновение. Порыв. Его большие ладони ложатся мне на плечи, и я жду, когда его губы коснутся моих, но Дэвис отталкивает меня назад, подальше от себя.
Опять.
Дэвис пристально смотрит на меня, его широкая грудь вздымается в тусклом свете, выражение лица непроницаемое.
Мои щеки вспыхивают от смущения.
Глупая, озабоченная, беременная Дакота.
Летняя интрижка. Это все, чем мы были. Он доказал мне это, когда отпустил шесть лет назад.
Это была не любовь.
Я выдавливаю из себя натянутую улыбку, а в животе у меня завязываются узлы.
― Мне нужно идти.
Губы Дэвиса сжимаются в мрачную линию, вокруг глаз собирается напряжение.
― Коти, подожди...
Прежде чем у меня сдадут нервы, я разворачиваюсь и бросаюсь к двери, не желая оглядываться.
― Спокойной ночи, Дэвис.
И спасибо тебе за то, что ты настоящий джентльмен.
Я выхожу в коридор, мое лицо пылает. Кина поднимается по лестнице, и я хмурюсь от того, какой невероятно самодовольный у нее вид.
На полпути к своей комнате я останавливаюсь.
К черту стены Дэвиса Монтгомери.
Я устала хранить секреты. Устала держать дистанцию.
Сердце стучит в ушах, я разворачиваюсь и иду обратно к его комнате. Я поднимаю руку, чтобы постучать, но не успеваю ― дверь распахивается.
― Дакота, ― выдыхает Дэвис, обнаженная грудь вздымается, мышцы пульсируют.
Я облизываю губы.
― Я кое-что забыла.
Он сглатывает, глаза мечутся по моему лицу, по моему телу.
― Что?
― Еще один секрет.
― Расскажи мне.
― Я скучаю по тебе, ― говорю я, прежде чем обнять ладонями это красивое, измученное лицо и прижаться к его губам.
Глава 12
Дэвис
Поцелуй Дакоты продолжает гореть на моих губах, как огонь, который я не могу потушить.
Мои мышцы кричат, когда я бью по боксерской груше. Движение ― единственный способ отвлечься от всего.
― Черт побери, ― бормочу я, делаю замах, наношу удар, от которого груша сотрясается. Я чувствую, как напряжение последних трех дней уходит.
Тренажерный зал за лоджем ― это старый сарай, который мы перестроили. В центре ― боксерская груша, а сбоку ― тюки сена, сложенные для прыжков в высоту. На цементном полу валяются свободные веса. Здесь дерьмовая изоляция ― летом чертовски жарко, а зимой ― ледяной холод, но он делает свое дело. Помогает мне отвлечься, чтобы не сойти с ума.
Я останавливаюсь, чтобы заново обмотать руки. Ошибка. Мои мысли возвращаются к Дакоте.
Я провожу пальцами по губам, все еще ощущая ее поцелуй. Он был настоящим. И, вопреки всем моим сомнениям, я хочу еще.
После шести долгих лет ее сладкий вкус был для меня раем. Второй шанс, на который я не надеялся.
И это должно закончиться.
О чем я только думал, целуя Коти Макгроу?
Конечно, она сама поцеловала меня. Но я поцеловал ее в ответ.
Искушение было дьявольским, и оно велело мне затащить эту женщину в комнату и раздеть ее догола. Сорвать трусики и отшлепать эту милую розовую попку в наказание за то, что она пришла ко мне, пока я был во власти кошмара и мог причинить ей боль. Раздвинуть ноги и попробовать на вкус каждый сладкий дюйм ее тела. Вместо этого я остановил ее. Остановил нас. Вспышка гнева в ее глазах почти заставила меня пожалеть о своем решении. Но она ушла прежде, чем я успел передумать.
И это тоже было хорошо.
Я хотел ее слишком сильно, черт возьми.
Воспоминания о ее нежных пальцах, скользящих по моему шраму, о наших жарких, обнажающих душу словах не давали мне покоя всю оставшуюся ночь. Черт, как же мне этого не хватало. Я скучал по нам. По секретам. Поздним ночным признаниям. Если у меня есть стены, то Дакота ― мой бульдозер.
Вечно ломает меня. Заставляет расколоться.
Я делаю это только с ней.
Я скучаю по тебе.
Эти слова не дают мне покоя.
Заставляют меня задуматься о том, кто мы друг другу. И это пугает меня до чертиков.
Сейчас не время думать о нас или о том, как эта женщина душит мой член. Пришло время подумать о ней.
Она так много страдала, и мне кажется, что это моя гребаная вина.
Я никогда не просил ее остаться. Я толкнул ее в объятия какого-то больного урода, который причинил ей боль. Если мы пересечем границы и это плохо кончится, она уйдет или, что еще хуже, сбежит. Господи, от одной мысли о том, что она уйдет посреди ночи, у меня подскакивает давление. Последнее, что я хочу сделать, ― это переступить черту. Ее дружба слишком важна для меня, чтобы потерять ее.
Может быть, после того, как все закончится, мы сможем поговорить. Я смогу прояснить всю эту чепуху, сказать все, что должен был сказать тем летом, но...
Все не так просто. Ей нужно оправиться. Сосредоточься на ребенке.
А у меня есть ранчо. С наступлением лета нам всем придется вернуться к работе. Лодж нуждается в покраске. В шале нужно настелить новые полы. Мы с Фордом должны перегнать в Миссулу двух лошадей. Я предан своему ранчо, своим братьям, а также обещанию, которое я дал Стиду.
Защищать Дакоту.
Не трахать ее.
Неожиданно оживает СВ-радио, и на канале, который я использую с братьями, раздается веселый голос Уайетта.
― Кексик направляется в амбар вместе с Принцессой.
Чарли рычит.
Я стону от попытки младшего брата поиграть в диспетчера.
― Прекрати это, ― огрызаюсь я в рацию. ― И перестань называть ее Кексиком. Господи.
Это мое прозвище.
Через окно я вижу, как Дакота выходит вслед за Руби из лоджа. Ее темные волосы присыпаны снегом, куртка туго обтягивает живот.
Я ухмыляюсь, глядя на свое секретное оружие.
Руби.
Я попросил ее провести время с Дакотой на этой неделе, зная, что никто не сможет отказать Руби.