Меньше всего ей нужна драма в маленьком городке. Поэтому я поцеловал ее. Чтобы заставить их замолчать. Чтобы стереть это грустное выражение с ее лица. Дакота сказала мне, что не хочет, чтобы люди знали правду, а так она будет нашей и только нашей.
Никто не нарушит покой, который Дакота обрела в своей жизни. Особенно ублюдок, который поднял на нее руку. Он мой. Просто он еще не знает об этом.
За окном сияет утреннее солнце, а мои уши улавливают отчетливый звук тракторов, снующих по двору.
― Черт. ― Я со стоном поворачиваюсь. Дакота зарылась в смятые простыни, так глубоко, что я вижу только копну ее темных волос и кремово-белую ногу, закинутую на одеяло и переплетенную с моей.
На меня накатывает волна первобытного собственничества. Одним заявлением я присвоил ее. И ребенка.
Все изменилось. То, как мы дышим. Как мы двигаемся. Как мы трахаемся. Между нами больше нет расстояния. И это заставляет меня осознать, что я должен быть честен с ней в своих чувствах. Заявить о своих намерениях. Нам хорошо вместе, и я хочу, чтобы этого хорошего было больше.
Но сначала нужно заняться работой. Которая отвлекает меня от великолепной женщины в моей постели.
Я целую ее макушку.
― Кексик, мне пора.
Впервые за много лет я уклонился от своих обязанностей на ранчо. Даже в детстве я заставлял своих братьев работать на ферме. Ранчо может функционировать без моего участия, когда рядом Чарли, но именно проклятый долг заставляет меня вытащить свою жалкую задницу из постели, чтобы отправиться помогать братьям.
Столкновение с ними неизбежно. К этому времени все уже знают обо мне и Дакоте. Я получил не менее десяти сообщений от парней из участка. Но самым удивительным было вчерашнее сообщение от Стида, в котором просто было написано: Давай поговорим, сынок.
Господи.
Этот человек убьет меня.
Я обязан с ним поговорить. И в ближайшее время.
Дакота выглядывает из-под одеяла, ее темные глаза сонно смотрят на меня, когда она прижимается к моей груди, заставляя мой член дергаться, как марионетку на ниточках.
― Останься. ― Ее хриплый утренний голос щекочет мне кожу. ― Не заставляй меня умолять.
Мои губы растягиваются в улыбке.
― А что, если я так и сделаю?
Она откидывает голову назад и высовывает язык.
― Тогда никаких поцелуев. Никаких кексов.
― Но мне нравятся твои кексы. ― Я нетерпеливо впиваюсь в ее губы. Мы сливаемся в поцелуе, по простыням между нами разливается тепло.
К черту ранчо. Все, что мне нужно, это Дакота.
И я ― чертов дурак, которому понадобилось столько времени, чтобы понять это.
Я спускаюсь поцелуями по ее шее, пока мои зубы не касаются темно-розового бутона ее соска. Она стонет, удовлетворенно выдыхая, и я притягиваю ее ближе.
Ее живот толкает меня, заставляя нас с Дакотой замереть. Мы смеемся, я просовываю руку под одеяло и кладу на ее животик.
― Мякиш точно рассчитал время.
Она ощупывает свои ребра, поглаживая ладонью округлость живота. На ее милом личике отражается нежность.
― Хм. Мякиш убивает мой нижний отдел кишечника.
― Будь добр к маме, ― говорю я. После секундного колебания я сдаюсь и нежно целую ее живот.
Я слышу, как у нее перехватывает дыхание, и ее рука зарывается в мои волосы, изящные пальцы проводят по коже головы.
Боль от осознания того, что Дакота беременна от другого мужчины, постепенно утихает. Что бы ни случилось, я буду присутствовать в жизни ее ребенка. Она и ее малыш больше не одиноки. У них есть я. Это так просто.
Но я не могу упускать из виду то, что поставлено на карту. Их безопасность. Ее бывший все еще на свободе, и я не могу позволить себе отвлекаться. Я должен работать на все 100 процентов. Даже если отвлекающий фактор чертовски красив.
Я целую родинку на ее губе и сажусь.
― Мне нужно появиться на ранчо, ― говорю я, хватая свою одежду со стула в углу. ― Проверить, как там мои братья.
― Я могу помочь по хозяйству. ― Дакота садится в постели, и ее улыбка заставляет меня застыть на месте. Она выглядит сильнее, счастливее, чем в тот день, когда я забрал ее в мотеле.
Во мне вспыхивает гордость. Моя девочка. Моя чертова девочка.
Я провожу рукой по ее плечу и темным шелковистым волосам.
― Я хочу, чтобы ты отдыхала.
Она поглаживает жетон, висящий на шее. На ее губах появляется дразнящая улыбка.
― А что, если ты мне понадобишься?
― Детка, если ты нажмешь на эту кнопку, то обеспечишь мне сердечный приступ. ― Я натягиваю футболку через голову и хватаю свою рацию. Она все еще смотрит на меня своими темными, упрямыми глазами. ― Хочешь помочь ― покорми Кину. Погуляй с ней.
Она смеется, закатывая глаза.
― О, конечно. Мы повеселимся.
Я в последний раз целую ее в губы, прежде чем отстраниться от нее.
Эта женщина отвлекает внимание, нарушая все мои планы.
И мне это чертовски нравится.
Я выхожу, закрываю дверь в лодж и выпрямляюсь на крыльце. Наконец-то похоже на весну. Низкие серые тучи, которые нависали над ранчо, исчезли. Их разогнал яркий солнечный свет. Я глубоко вдыхаю и принимаюсь за работу.
Два часа спустя, проведав своих собак и проведя с ними серию тренировочных упражнений, я останавливаюсь у домика Чарли.
― Посмотрите, кто вернулся в мир живых, ― говорит Чарли, поднимая взгляд от своей чашки кофе и пробегая по мне глазами.
Форд, сидящий за стойкой, фыркает и не обращает на меня внимания, отдав предпочтение пиву перед собой.
― Кофе, ― требую я, заходя внутрь и свирепо глядя на Чарли.
Я не в настроении выслушивать издевки от своих братьев.
― Привет, Дэвис.
Услышав радостный щебечущий голос, я замираю на месте и смотрю вниз, в двух секундах от того, чтобы налететь на Руби, которая сидит, скрестив ноги, на полу. По ее коленям ползают три мяукающих котенка. Что, черт возьми, они собираются делать с тремя котятами? Зачеркните это. Их четверо. Еще один впивается когтями в рубашку Чарли. Он выглядит большим и неуклюжим, когда держит в руках маленький комочек меха.
Я ухмыляюсь Чарли, когда он передает его жене.
Он тычет в меня пальцем.
― Ни слова.
Мой брат ― чертов слабак. Но впервые за чертовски долгое время я его понимаю. Я думаю о плюшевых медведях, которых купил для ребенка Дакоты. У меня нет ни единого гребаного шанса.
― Хочешь одного? ― спрашивает Руби. Жалобный писк котят напоминает звук медленно сдувающихся воздушных шариков. ― Им нужен дом.
Я ухмыляюсь.
― Кина будет в восторге.
Она бросает на меня укоризненный взгляд, а потом говорит:
― Мы спасли их из дровяной кучи. ― Пестрый котенок жует прядь волос Руби, пока она его тискает. Ее милое личико становится серьезным. ― Это из-за волка.
― Волка?
Чарли что-то негромко говорит Форду, и тут я замечаю кучу мусора и костей на кухонном столе.
Я провожу рукой по лицу и поворачиваюсь к Чарли.
― Что я пропустил?
― Волк все еще пробирается на ранчо, ― отвечает Чарли, протягивая мне чашку кофе. ― Мы перегнали скот с пастбищ в Эдеме поближе к дому, но волк последовал за нами. Задрала вчера теленка. Она каким-то образом пробирается на ранчо.
― Это волчица, ― говорит Форд, пожав плечами.
Глаза Чарли темнеют.
― Чак Гиббонс сказал, что на его внучку чуть не напали. Если бы у него не было с собой спрея от медведей, все могло бы закончиться по-другому.
― Господи. ― Меня охватывает раздражение. Незнание того, что происходит с моей семьей, выбивает меня из колеи. ― Почему мне никто не позвонил?
Форд выгибает бровь и берет свое пиво.
― Ты был занят.
Я встаю рядом с братьями у стола. Скрещиваю руки.
― Не слишком занят для моей семьи.
Форд просто смотрит на меня.