Раскаленное добела раздражение закипает у меня под кожей. Форд любит выводить меня из себя. Обычно я нахожу это забавным и отвечаю тем же. Сегодня же я чертовски близок к тому, чтобы вылить весь кофейник на голову своего близнеца.
― Кстати, о семье... ― Губы Чарли подрагивают. ― Я слышал, вас можно поздравить. У вас с Дакотой семейные отношения и все такое.
Руби хихикает и встает, бережно прижимая к себе мармеладного котенка.
― Господи! ― стону я. ― Кто еще знает?
― Я думаю, что весь чертов город после того, что вы устроили в магазине.
Улыбка появляется на моем лице прежде, чем я успеваю ее подавить. Черт, но я хочу, чтобы весь город знал, что со мной происходит. Как Дакота влияет на меня. Мои волосы растрепаны от прикосновения ее рук. У меня царапины на спине. Моя помятая футболка хранит запах ее духов, который не может заглушить даже работа на ранчо.
По комнате разносится угрюмый голос Форда.
― То, что вы трахаетесь как кролики, не означает, что ты можешь забыть о ранчо.
― Не начинай, блядь, ― рычу я, разворачиваясь в его сторону. Рядом со мной Чарли напрягается. ― И я не забыл о ранчо.
― Чушь собачья. ― Форд качает головой. ― У нас тут проблемы, парень. А у тебя слишком много отвлекающих факторов. Слишком много женской драмы.
― Да, ты же знаешь все о женской драме, не так ли? ― Говорю я низким и угрожающим голосом.
Глаза Форда вспыхивают.
― Что это, блядь, значит?
― Полегче, мы все в этом замешаны, ― напоминает Чарли.
На кухне воцаряется напряженная тишина, оба брата смотрят на меня. Один в замешательстве, другой в бешенстве.
Они не понимают, что происходит между мной и Дакотой. Если я наконец откроюсь им, станет ли от этого легче? Я как скала, но это не приносит мне пользы. Они мои братья, и, сдерживаясь, я держу их на расстоянии. Каждый день, пока я не говорю им правду, я отталкиваю их.
Сегодня все изменится.
― Дакота и я... ― Я провожу рукой по волосам, борясь с нежеланием опускать свои стены. Я поворачиваюсь лицом к братьям. ― Мы... были вместе, когда я приехал сюда, чтобы помочь Чарли.
У Руби и Чарли отвисают челюсти. Форд только хмурится.
Со вздохом я опускаю кружку. Я сжимаю ее так крепко, что удивительно, как она не разбилась на миллион кусочков.
― У меня была депрессия, ясно? ― Я с трудом выдавливаю из себя слова и встречаю взгляд Чарли. ― Я переживал всякое дерьмо. У меня были кошмары. ПТСР. И она помогла. Она была рядом со мной так, как никто никогда не был, и поэтому я сейчас рядом с ней. И я не собираюсь ее оставлять.
Мне нужно, чтобы мои братья поняли, что это важно. Она важна для меня.
― Господи, ― раздраженно говорит Форд, прихлебывая пиво.
― Мы продолжаем с того места, на котором остановились. Я забочусь о ней. Она всегда была мне небезразлична. Так что, раз уж вы устраиваете мне допрос третьей степени, вот ваш ответ, вы, гребаные засранцы.
― Вот черт, ― говорит Чарли, протягивая руку Руби, которая проскальзывает под нее. Мармеладный котенок уютно устроился между ее волосами и ключицей. ― Долго же ты, Дэвис. ― Он ухмыляется, но взгляд мягкий. ― Умеешь хранить секреты, парень.
― Так что вы? ― требовательно спрашивает Форд. ― Встречаетесь? Трахаетесь?
― Не твое дело, ― говорю я ему.
― Не делай этого, Дэвис, ― говорит Руби, ее глаза большие и умоляющие. Она сжимает мой бицепс, и котенок перебирается мне на руку. ― Ей нужна определенность, ты должен сказать.
Форд сжимает челюсти и чертыхается.
― Что случилось с тем, что у тебя нет времени на отношения? Что случилось с твоими приоритетами?
― Приоритеты меняются, ― рычу я и отрываю котенка от своей шеи, чтобы передать его обратно Руби.
― Приоритеты. ― Он фыркает. ― Думать своим членом ― вот твой приоритет.
Руби ойкает.
― Так. ― Чарли поднимает руки. ― Давайте без выражений.
― Где твой здравый смысл, Ди? ― Говорит Форд с обиженным видом. ― Почему ты трахаешься с дочерью Стида? Она беременна. Она родит ребенка от другого парня и уедет.
― Осторожно, ― предупреждаю я. Форд ходит по тонкому льду. Любой, кто проявляет хоть малейший интерес к любви, отношениям, вызывает у него неприязнь.
― Ты мой брат. Я должен за тобой присматривать. ― Он поворачивается на барном стуле и смотрит на меня. ― Нам нужно подготовить ранчо к лету. Мы не можем отвлекаться. Особенно после прошлого года.
Я перевожу взгляд на Руби, потом обратно на Форда.
― Да пошел ты, как ты можешь использовать это против меня? ― Это удар ниже пояса, и он это знает. ― Это то, что ты делал с Чарли? ― Я рычу, гнев медленно разгорается внутри меня. ― Предупреждал его держаться подальше от Руби, говорил, что у нее есть свои секреты, и что ему может быть больно?
― Ты мудак, ― огрызается Форд.
― А тебе нужно сменить свое отношение, Форд. Ты должен забыть прошлое и перестать тащить всех вниз за собой.
На его лице появляется раскаяние, когда он переводит взгляд на Руби. Ее обиженные голубые глаза устремлены вниз.
― Это дерьмовый ход, ― шипит он. ― И ты это знаешь.
Так и есть. Но я играю грязно, когда дело касается Дакоты.
Я наставляю на него палец.
― Не смей больше заговаривать о Дакоте. Особенно, когда ты не можешь сказать ничего хорошего.
― Пошел ты, ― бормочет Форд. Он спускается с табурета и подходит к Руби. ― Милая, прости меня, ― мягко говорит он. ― Ты ― лучшее, что когда-либо случалось с моим тупым младшим братом. И с нами тоже. Мы не смогли бы без тебя обойтись.
― Все в порядке, ― шепчет Руби.
Чарли смотрит на нее с тревогой на лице. Он сказал мне, что на прошлой неделе застал ее плачущей в конюшне. У Руби доброе сердце, и когда ей больно, мы все это чувствуем.
Форд приподнимает подбородок Руби.
― Прости меня, принцесса.
На губах Руби появляется тень улыбки.
― Сделай это для меня. Возьми котенка.
Форд отказывается.
Руби крепко обнимает мармеладного котенка.
― Им нужен дом.
― Возьми гребаного кота, Форд, ― рявкает Чарли.
― Отлично. Черт. ― Наш брат хмурится, а затем наклоняется, чтобы обхватить своими огромными руками прыгающего черного котенка. Его тихое мяуканье наполняет воздух, когда он поднимает пушистый комочек и внимательно его рассматривает. ― Это самый вонючий ублюдок из всей кучи, ― говорит он Руби.
Руби отмахивается от него.
― Нет, не будь таким грубым.
Форд ухмыляется и засовывает извивающегося котенка в передний карман своей фланелевой рубашки.
― Увидимся, милая.
Даже не взглянув на меня, он выходит за дверь и спускается по ступенькам крыльца.
― Что с Фордом? ― спрашивает Руби, придвигаясь к Чарли.
Я потираю висок, в котором нарастает напряжение. Желание пойти за моим близнецом и вбить в него хоть немного здравого смысла очень заманчиво.
― Это то, что я, черт возьми, хотел бы знать.
― С ним что-то происходит, ― добавляет Чарли. Он смотрит на меня. ― С вами обоими.
Я ворчу.
― Он ведет себя как придурок.
― Тогда держитесь друг от друга подальше. ― Чарли ухмыляется. ― Или уладьте это, как в детстве. Подеритесь на кукурузном поле. В любом случае, сосредоточьтесь, блядь. У нас есть дела.
Он прав.
Я выхожу из дома, намереваясь разобраться с волком, но слова Руби звучат в моей голове.
Ей нужна определенность, ты должен сказать.
Эта мысль поражает меня до глубины души.
Какого хрена я опять встречаюсь с Дакотой тайком? Делаю вид, что все не по-настоящему, хотя для меня это никогда не было притворством.
Может, Форд прав, может, я отвлекаюсь на Дакоту, но мне плевать. Она заставляет меня чувствовать, что я заслуживаю своей жизни, вместо того чтобы пытаться спрятаться от нее.
Я пересекаю ранчо с бешеной скоростью, и сердце едва не вырывается из груди, когда я вхожу в лодж.
Дакота на кухне, вешает на холодильник свою новую фотографию сонограммы, и меня охватывает чувство уверенности, что ей там самое место.