― Моя сексуальная маленькая болтушка.
― Это ты у нас любитель поговорить. ― Я чувствую себя дерзкой и провожу ладонью по его груди. ― Я и не знала, что у тебя такой грязный рот при такой суровой внешности.
Его глаза вспыхивают.
― Суровой, да?
― О, очень. Дэвис Монтгомери. Босс братьев. Задумчивый суперсолдат. Любитель кексов. И...
Больше я ничего не успеваю сказать.
Дэвис заставляет меня замолчать, целуя так, что у меня едва не подкашиваются колени.
Мы покачиваемся вместе, пока я упиваюсь его пьянящим вкусом, мои руки закинуты ему за голову.
Шум в зале становится громче, огни ярче. Мои щеки пылают. Но я отключаюсь от всего этого.
Я крепко сжимаю мужчину в своих объятиях.
То, что думает Воскрешение, не имеет значения. Важно, что я целуюсь с Дэвисом Монтгомери на публике. Важно, что я жива. Важны все те крошечные проблески счастья, которые я накопила за последний месяц.
Может быть, этот город все еще мой.
И, возможно, Дэвис Монтгомери тоже.
Выпитые Маргариты: 0.
― Помнишь, Маргариты в бильярдной ударяли в голову совсем иначе? ― спрашиваю я со вздохом. Я с тоской смотрю, как ближайшей паре доставляют Маргариту размером с аквариум и двумя соломинками ― за победу.
― Вспомни, что ты потом делала, ― говорит Дэвис с ухмылкой, от которой я таю.
― Танцы. ― Я прикрываю глаза и стону. ― Я помню танцы.
Мы заняли липкий столик в центре зала, и, несмотря на грохот игровых автоматов и стук бильярдных шаров, беседа протекает непринужденно. Это напоминание о еще одной причине, по которой мускулистый морпех завоевал мое сердце.
― Что-нибудь выпьете? ― спрашивает официант. Он выглядит скучающим, типичный паренек из маленького городка, работающий в субботнюю смену, чтобы собрать немного лишних денег и уехать из этого города. Галстук-боло на его шее выглядит таким же потрепанным, как и он сам.
― Нет. Я буду начос, ― говорю я ему. Моя ладонь ложится на живот, а в правом боку сводит небольшой судорогой. Мякиш и я ― мы оба умираем от голода.
― Кухня закрыта до шести.
Дэвис хмуро смотрит на него.
― Приходите в шесть, ― сердито говорит он. ― В точку.
― Конечно, ― говорит парень и убегает.
― Оставайся здесь, ― говорит Дэвис, вставая со стула. Прежде чем я успеваю что-то сказать, он выходит на улицу и возвращается с коробкой батончиков мюсли. Когда я ничего не говорю, а только смотрю на него, он продолжает. ― Ты проголодалась. Низкий уровень сахара в крови опасен для тебя и ребенка.
Я вскидываю бровь, мое сердце замирает.
― И у тебя случайно оказался запас в грузовике?
Он смотрит на меня.
― Ты собираешься их есть или допрашивать меня?
Я беру батончик и разрываю обертку.
― Может, мне нравится допрашивать тебя.
― Я разрешаю задать тебе три вопроса. ― В его глазах светится смех. ― Начинай.
― MONSAR, ― говорю я и откусываю маленький кусочек батончика. ― Тебе нравится?
― Да. ― На его челюсти пульсирует мускул. ― Это помогало справляться с ПТСР, после того как ты уехала. ― Он выдыхает и сжимает пиво в ладонях. ― Ранчо принадлежит Чарли. MONSAR, собаки, они как будто мои. Даже если поначалу я использовал их, чтобы отвлечься.
― Они помогли тебе.
Он кивает с непроницаемым выражением лица.
― Да. Я долгое время был замкнут в себе. Из-за того, что случилось за границей. Из-за того, что я сделал для Чарли. Я видел вещи, которые превращают людей в чудовищ, и не хотел сам стать таким. Я не хотел быть беспомощным, поэтому я боролся с этим.
Пока я слушаю, я так ясно вижу его. Я всегда его понимала, но теперь все больше кусочков встают на свои места. Эти его стены, похожие на Форт-Нокс, постепенно рушатся и становится понятно, почему он так серьезно относится к моей защите. Почему он так суров со своими братьями. Он отталкивает людей, даже если хочет, чтобы они остались.
― Когда под угрозой оказывается ребенок, становится тяжело, но... ― Дэвис вдыхает. ― Я люблю эту работу. Очень.
Мое сердце сжимается при мысли о ребенке, попавшем в беду.
― Я даже представить себе не могу, ― тихо говорю я, накрывая ладонью свой живот.
Дэвис внимательно смотрит на меня.
― С твоим ребенком ничего не случится, Дакота. ― Слова звучат искренне и решительно. ― Я клянусь.
Моя улыбка исчезает, и я борюсь с дрожью, когда замечаю напряжение на его красивом лице.
― Ты думаешь, он здесь, да? ― Я пытаюсь, но не могу скрыть страх в своем голосе.
― Я не уверен, ― мрачно говорит он. ― Хотел бы я знать наверняка.
― Глупо надеяться, что он решил оставить меня в покое?
― Нет. ― Он берет меня за руку. Его пальцы, теплые и шершавые, сжимают мое запястье.
― Надежда ― это не глупость. Она помогает двигаться вперед.
Я улыбаюсь. Опираться на Дэвиса больше не кажется проявлением слабости. Это принятие его поддержки.
― Что еще? Допрос, помнишь? У тебя еще два вопроса, ― говорит он, приподнимая темную бровь.
Облокотившись на стол, я подпираю подбородок рукой и задумываюсь.
Может быть, это из-за неоновых огней игровых автоматов или из-за ребенка в моем животе, но меня внезапно охватывает храбрость. Я сажусь прямо, хотя внутри у меня все трепещет от того, о чем я собираюсь спросить.
― У тебя был кто-нибудь еще, Дэвис? Пока мы были в разлуке? ― Я прикусываю губу, пока он молчит. ― Не то чтобы у меня было право спрашивать, но я... мне просто интересно.
Мышцы на его широких плечах напряжены, непроницаемые карие глаза мерцают.
― Нет. Не было.
Сердце колотится с силой, опасно близкой к тому, чтобы выдать себя. Ответ близко. Так близко.
― Почему не было никого другого?
― Потому что я не мог быть с тобой.
На мгновение это признание заставляет меня замолчать. В сердце вспыхивает теплый огонек, и я смотрю на него из-под опущенных ресниц.
― Мне не нужны свидания, чтобы понять, что ты мне нравишься, Дэвис. Ты нравишься мне с тех пор, как я тебя встретила. Не думаю, что я когда-либо была так счастлива, как в то лето, которое мы провели вместе.
По телу Дэвиса пробегает дрожь.
От эмоций у меня перехватывает горло, но я продолжаю.
― На самом деле, все эти долгие годы я очень сильно скучала по тебе.
Темные, горящие глаза смотрят на меня в ответ, искрясь от напряжения. На этот раз он притягивает мою руку ближе и проводит губами по костяшкам пальцев.
― Насколько я понимаю, мы не собираемся начинать все сначала.
Мои легкие сжимаются.
― Нет?
― Нет. ― Эмоции отражаются на его красивом лице. Его следующие слова звучат открыто и решительно. ― Мы продолжим с того, на чем остановились. Я не собираюсь терять ни минуты без тебя.
Боже мой.
И вот так, мое сердце на седьмом небе от счастья.
― Последний вопрос, ― объявляю я, пытаясь расслышать свой голос за стуком сердца. ― Чего ты хочешь от жизни, Дэвис? По-настоящему хочешь?
Прежде чем он успевает ответить, на стол с грохотом опускается тарелка с начос.
― Шесть часов, ― безапелляционно заявляет наш официант, расставляя столовые приборы и тарелки.
Из горла Дэвиса вырывается рычание, когда его прерывают, и я не могу удержаться, чтобы не рассмеяться вслух. На душе становится так легко.
Ребенок переворачивается в моем животе, вызывая очередную судорогу, и я задыхаюсь. Больше нет времени на вопросы. Правда подождет.
― Туалет, ― говорю я Дэвису. ― Мякиш уничтожает мой мочевой пузырь.
― Как я уже говорил, малыш всегда выбирает идеальное время. ― Но он ухмыляется, когда встает и осторожно помогает мне подняться со стула.
Больше не говоря ни слова, я отправляюсь на поиски уборной.
На полпути мне в голову приходит мысль, и я возвращаюсь, чтобы остановиться у стойки обслуживания клиентов.
Гас Сандерс, щеголяющий порно-усами и бабочкой, которые делают его похожим на кролика Роджера в человеческом обличье, поднимает взгляд от своего телефона.