Дакота всхлипывает.
― Нашла тебя, милая горошинка, ― объявляет доктор Уинфри.
Ребенок двигается. Немного морщится, что заставляет меня усмехнуться.
― Боже мой, ― выдыхает Дакота. Она приподнимает подбородок, чтобы лучше видеть. ― С ребенком все в порядке?
Я хмурюсь, когда врач не отвечает.
― Скажите нам, ― резко требую я.
― Я не вижу ни отслоения плаценты, ни признаков преждевременных родов. ― Доктор Уинфри прищуривается, глядя на экран. ― Небольшое количество крови ― нормальное явление во втором триместре. Секс или даже энергичная физическая нагрузка могут их вызвать.
Дакота дергает меня за руку.
― Дэвис, сегодня утром.
Черт.
Я провожу рукой по лицу, вспоминая, как утром Дакота обхватила руками изголовье кровати, как выгнулась дугой ее великолепная попка, как я скользнул в нее и жестко трахал, пока мы оба не кончили.
Чувство вины наполняет мою грудь. Если это моя вина, я никогда себе этого не прощу.
Доктор Уинфри смеется.
― Будьте уверены, секс ― это нормально, Дэвис. Особенно во время беременности. Это заставляет мир вращаться, знаете ли.
― Господи. ― Из меня вырывается облегченный вздох. Я ухмыляюсь, глядя на Дакоту. ― Больше я к тебе не прикоснусь, Кексик.
Она смеется.
― Не смей. ― Пристально глядя на монитор, Дакота спрашивает: ― Значит... с ребенком все в порядке?
Доктор Уинфри смотрит на меня, потом снова на экран.
― Все выглядит хорошо, но я бы хотела оставить Дакоту на ночь, просто на всякий случай.
Дакота поджимает губы. Я перебиваю ее, прежде чем она успевает возразить.
― Это хорошая идея, ― говорю я доктору, бросая на Дакоту предостерегающий взгляд.
― Босс, ― произносит она одними губами.
Я быстро целую ее.
― Привыкай к этому.
Доктор Уинфри отрывается от монитора.
― И это моя реплика.
― Подождите! ― говорит Дакота, когда доктор Уинфри поднимается, чтобы уйти. ― Я хочу знать... ― Из ее глаз текут слезы. ― Я хочу знать пол.
Доктор Уинфри делает паузу, улыбается.
― У вас двоих будет здоровый мальчик.
Дакота подавляет рыдание. Подносит кончики пальцев ко рту.
Мальчик.
Сын.
Я прочищаю горло.
― Спасибо.
― Сидите спокойно, ― говорит Уинфри. ― Я оформлю госпитализацию, а потом вернусь.
Доктор Уинфри выходит из комнаты.
Я опускаюсь рядом с Дакотой и беру ее за руку.
― Думал, ты не хочешь знать.
― Я не хотела, но... ― Она приподнимается на локтях. ― Я боялась привязываться, но теперь не боюсь. ― Ее нижняя губа дрожит, а потом выпячивается с тем вызывающем упрямством, которое я так люблю. ― Сначала я не думала, что смогу это сделать, но теперь поняла, что могу. И я хочу получить этот шанс. Я хочу этого ребенка.
― Он у тебя есть. ― Я сжимаю ее пальцы. ― Твой сын.
В ее глазах вспыхивает огонь.
― Я не хочу жалеть о своем прошлом. Винить себя или своего ребенка. Я хочу двигаться дальше. Жить. Быть счастливой. ― Она смеется, обхватив живот обеими руками. ― Я так хочу его, Дэвис.
Я прочищаю горло. Переминаюсь с ноги на ногу. Я не могу, это не остановить. И не буду себя уговаривать. Больше не буду.
― Ты спросила меня в игровом зале, чего я хочу от жизни. ― Я смотрю ей в глаза. ― Я так и не смог тебе ответить.
Ее глаза расширяются.
Я провожу пальцами по ее высокой скуле и говорю:
― Это то, чего я хочу. ― Я опускаю руку. ― И это. ― Я прижимаю ладонь к ее животу.
Слезы наполняют ее глаза.
― Я не могу просить тебя об этом, Дэвис.
― О чем?
Она крепко обхватывает себя руками.
― Обременить тебя чужим ребенком.
― Я хочу этого. ― Это прозвучало грубовато. Решительно.
Она моргает.
― Что?
― Кексик, я хочу тебя. ― Я наклоняюсь, встречаясь с ней взглядом. ― Это значит, что его я тоже хочу.
Ее подбородок дрожит, и я потираю челюсть, подавляя ухмылку. Я уже привык к тому, что моя девочка регулярно плачет. Это чертовски мило.
― Ты уверен? ― У нее перехватывает дыхание.
Я целую ее.
― Совершенно уверен.
Глава 27
Дакота
Когда снег полностью сходит, сменяясь ярко-голубым апрельским небом, таким, которое бывает только в Монтане, я перестаю думать об Эйдене. Мой сын растет у меня в животе. Жизнь состоит из «Магазина на углу». Моего ребенка.
Дэвиса.
Я приняла его слова такими, какие они есть ― как утверждение. Какое-то неуверенное, счастливое, опьяненное любовью пространство. Впервые за долгое время я не беспокоюсь, что Дэвис одумается и поймет, что сошел с ума, когда взял на себя заботу о беременной женщине и чужом сыне.
У меня появилась надежда. Надежда на то, что мне не придется бежать. Надежда на то, что у нас все получится. И хотя никто из нас так и не произнес три коротких слова, подтверждающие наши давние чувства, я спокойна. Меня устраивает то, что между нами.
Слова придут сами.
Как и весь тот свет, который я обрела за последние несколько месяцев.
Наконец-то я все вижу ясно. Я вижу Воскрешение. Может быть, я всегда должна была видеть его именно таким, но пришло это ко мне только сейчас. Иногда нужно покинуть дом и вернуться, чтобы найти то, о чем ты и не подозревала.
И самое главное ― я вижу наш магазин.
У нашего старого провинциального магазина крепкий скелет. Он может стать чем-то гораздо лучшим. Все, что ему нужно, ― это второй шанс. И я смогу вдохнуть в него жизнь, как это происходило со мной последние несколько месяцев.
Сегодня пятница, и я достаю из духовки буханку хлеба для сэндвичей. Как обычно, в нашем магазине никого. Единственный признак жизни ― Фэллон. Она склонилась над прилавком и красит губы, используя мясницкий нож в качестве зеркала.
Это завораживает. Сочетание острых граней. Ее красота и гнев.
― Как рука? ― спрашивает Фэллон, не глядя на меня.
Я сгибаю бледную руку, проверяя, как она работает, и стучу по золотисто-коричневой буханке костяшками пальцев. Глухой звук говорит мне, что она готова.
― Бледная и тощая, но готовая к встрече с миром.
― Глупая замазка, ― бурчит Фэллон, выпрямляясь. ― Используй ее почаще, чтобы укрепить мышцы.
Я киваю и переворачиваю хлеб на решетку для охлаждения.
― Вот. ― Я протягиваю Фэллон в меру пухлую буханку. ― Попробуй. Это новый рецепт.
Моя сестра отламывает кусок, ее перламутрово-розовые ногти блестят в ярком кухонном свете. Она жует, затем закрывает глаза и произносит с набитым ртом:
― Черт. Кажется, я стала ближе к Богу, Дакота.
Я смеюсь.
― У меня получается. ― Мне еще далеко до того уровня, когда я пекла двумя руками, но после того, как сняли гипс, я уже близка к этому.
― Я серьезно, ― говорит она. ― У тебя все отлично получилось. ― Ее лицо мрачнеет, когда она смотрит на меня. ― И я ненавижу человека, который отнял это у тебя.
Я провожу рукой по животу и улыбаюсь.
― Он отнял не все.
Телефон Фэллон оживает. На экране высвечивается имя Дэнни. Она пытается отключить его, а я набрасываюсь с вопросами.
― Кто это?
― Никто.
Я иду за сестрой в магазин и наблюдаю, как она суетится у кассы.
Я вскидываю бровь.
― Ты с кем-то встречаешься?
Фэллон издала сдавленный смешок.
― Я расскажу тебе сегодня вечером.
― А что сегодня вечером?
― Девичник, ― говорит она без энтузиазма. ― Я. Ты. Руби. «Пустое место».
Пятничный вечер в «Пустом месте», шумном местном баре, чреват неприятностями, но если это возможность провести время с сестрой, я соглашусь. Приглашение заставляет мое сердце трепетать от радости. Еще один проблеск надежды. Младшая сестра, которая когда-то тусовалась со мной и была откровенна, хочет провести со мной время.
Я достаю телефон.
― Да, мне просто нужно...