Дакота отстраняется с торжествующим видом.
― Твоя очередь, ― выдавливаю я.
― У нас нет времени, ― шепчет она, бросая нервный взгляд на дверь кладовки.
Я смотрю на нее и сжимаю рукой ее челюсть.
― У меня всегда найдется время для тебя. Ты не должна принимать отказа. Ты не заслуживаешь отказа. Если тебе нужно о чем-то позаботиться, ты говоришь мне. Если тебе нужно, чтобы о тебе позаботились, ты говоришь мне. Ты меня понимаешь?
Черные, полуночные глаза темнеют, и она кивает.
― Да, Дэвис.
― Твоя очередь, ― повторяю я. Желание заставляет меня потянуться вниз и снова заключить ее в свои объятия. Я обхватываю эту потрясающую задницу и не отпускаю. ― А теперь наклонись.
Она подчиняется, наклоняясь вперед и хватаясь за пустую полку для равновесия.
Я задираю ее платье, обнажая стринги с красными вишенками на них. В сочетании с туфлями на каблуках я чувствую себя так, словно нахожусь в чертовом райском саду.
На этот раз я включаю свет, потому что хочу разглядеть Дакоту, готовую принять меня. Ее пухлая розовая киска и упругая круглая попка расположены под таким углом, что трудно дышать.
Я раздвигаю ее ноги и провожу пальцем по ее влажным губкам, оттягивая трусики в сторону. Она мокрая. Набухшая. Пульсация ее киски вокруг моего пальца возбуждает каждое нервное окончание в моем теле.
― Дэвис, ― шепчет Дакота, глядя на меня через плечо. Она нетерпеливо двигает бедрами, и это лишает меня остатков разума.
Я, черт возьми, пристраиваюсь сзади, хватаю ее за бедра и с силой врываюсь в нее.
― Дэвис!
Восторженный стон Дакоты заставляет меня ухмыльнуться.
Прерывисто дыша, она опускается ниже, предоставляя мне самый лучший угол. Глубоко. Я так чертовски глубоко. Ее тонкие пальчики веером расходятся на полке, пока я вхожу в нее снова и снова.
― Скажи мне, если я сделаю тебе больно, ― рычу я.
― Никогда, ― задыхается она. ― Ты никогда не причинишь мне вреда, Дэвис.
Ее доверие разрушительно. Жжение в моей груди усиливается. Как и мои толчки. Внутрь и наружу. Сильно и быстро, пока она не начинает хватать ртом воздух. Пока она не начинает сжимать полку изо всех сил.
― Боже мой, Дэвис.
― Вот и все, детка. Весь я.
Мне следовало бы действовать медленно, но я не могу. Я трахаю ее так, как она того заслуживает. Дакота получает все мое внимание, всю мою любовь.
― Ты создана для меня, детка, ― говорю я, впиваясь пальцами в ее кремово-белую кожу. Ощущение бархатистости ее тугой киски разрывают меня на миллион кусочков. ― Ты, блядь, создана для меня.
― Да, да, ― всхлипывает она. Она дрожит, с губ срываются стоны.
Я наклоняюсь к ней, нащупываю этот набухший пучок нервов между ее ног и поглаживаю. Я трахаю ее пальцами. Трахаю ее своим членом. Дакота получает от меня все самое лучшее. И так будет всегда.
Запах секса. Звук ударов кожи о кожу. Дыхание Дакоты, когда она дрожит и умоляет без слов. Это слишком.
― Кончи со мной, Дакота. — Я целую ее шелковистую спину. ― Кончай, Кексик.
Я стискиваю зубы, отчаянно желая освободиться. Но я жду ее. Я готов ждать еще шесть лет, чтобы получить шанс с этой женщиной. Она и этот ребенок ― мой свет, моя душа. Лучшее, что когда-либо случалось со мной.
― Дэвис, Дэвис...
В этот момент все тело Дакоты напрягается. Мой член застывает внутри нее, а ее киска сжимается и пульсирует вокруг. А потом она содрогается, вскрикивает, закрывает глаза и прячет лицо в сгибе руки, когда ее охватывает оргазм.
Я взрываюсь. Неистово. Дрожь сотрясает мое тело, а из горла вырывается рев. Я протягиваю руку и обхватываю живот Дакоты, притягивая ее ближе к себе, чтобы смягчить резкие движения.
Когда мы приходим в себя, я отстраняюсь и натягиваю джинсы. Дакота хрипло смеется, ее ресницы трепещут, когда она пытается выровнять дыхание. Я поправляю ее стринги и опускаю платье. А потом она снова оказывается в моих объятиях, где ей и положено быть.
Дакота вздыхает и прижимается к моей груди. Ее сердце бьется в такт с моим. Когда она поднимает голову, красивые глаза смотрят на меня из-под темных ресниц.
― Ты, Дэвис Монтгомери, разрушитель кисок.
Я усмехаюсь.
― Именно так, детка, и не забывай об этом.
С озорной ухмылкой она хватает меня за воротник рубашки и тянет к своим губам.
― А теперь давай пойдем туда, устроим чертову вечеринку и съедим лучший чертов торт, который ты когда-либо пробовал в своей жизни.
Глава 34
Дакота
― Раздевайся, ― радостно приказывает Чарли.
― Придурки, ― рычит Дэвис.
Я с трудом сдерживаю улыбку, когда Дэвис глотает бурбон, затем встает и снимает джинсы.
Фэллон поднимает бровь и смотрит на меня.
― Боксеры, да?
Дэвис со страдальческим вздохом садится рядом со мной.
― Почему все ко мне пристают?
Форд ухмыляется.
― Потому что в кои-то веки мы можем поиздеваться над твоей властной задницей.
Я прислоняюсь к нему.
― И ты продолжаешь играть вместо меня.
― Ты беременна, ― ворчит он. ― Никто не увидит тебя голой.
Я улыбаюсь. Я никогда не устану от его собственничества.
― Мы слишком взрослые, чтобы играть в это, ― ворчит Дэвис, обнимая меня за плечи и целуя в висок.
― Ты имеешь в виду, что ты слишком скучный, ― говорит Чарли.
Руби хихикает, милая и сногсшибательная, как и положено имениннице.
― Дэвис ― как ответственный папа в нашей дружной компании, ― любезно поправляет она.
Я смеюсь.
― Тогда считай меня уставшей мамой.
Двери лоджа распахнуты, из колонок звучит Крис Стэплтон, и мы все сидим за длинным столом в домике и играем в хаотичную игру под названием «Правда, смелость, выпивка, нижнее белье», которую Уайетт придумал однажды летом.
Чарли остался в одних сапогах и боксерах.
Руби надела мой фартук поверх нижнего белья, а в волосы вплела длинную белую ленту.
Фэллон в лифчике и трусах-шортах.
Вечеринка по случаю дня рождения превратилась в безумие. Торт еще не разрезан. Кина носится вокруг стола в таком бешеном темпе, что у меня кружится голова. Неразвернутые подарки и оберточная бумага устилают пол.
― Твоя очередь, ― говорит Форд, глядя на своего близнеца.
― Правда, ― хмыкает Дэвис.
― Тот же вопрос, что и раньше. Последний шанс. ― Глаза Форда прищуриваются. ― Не ответишь ― окажешься голый, как в день своего рождения. Ты целовал или не целовал Люси Вейл в пятом классе, после того как я признался ей в любви на ступеньках школы?
Дэвис не двигается с места, но его взгляд прикован к брату. Его сильная челюсть заросла щетиной, а плотно сжатые губы ничего не выдают. Мне нравится эта его сторона. Расслабленный, наслаждающийся компанией своих братьев, веселящийся.
― Поцеловал и мне понравилось.
― Ублюдок, ― ругается Форд.
Дэвис запрокидывает голову назад и смеется. Глубокий и радостный гул, который заставляет комнату взорваться воплями.
Я оглядываю всех и улыбаюсь.
Это мой дом. Я нашла семью.
Это начало всего, о чем я когда-либо мечтала.
Я судорожно втягиваю воздух, когда Мякиш делает кувырок, который может привести его на Олимпийские игры.
― Все в порядке? ― спрашивает Фэллон.
― Он точно твой племянник, ― говорю я Фэллон, потирая рукой живот. ― Дикий.
Дэвис накрывает мою руку своей. Пристально глядя на мой живот, он говорит:
― Сынок, ты должен быть помягче со своей мамой.
Все в комнате замирают. У меня перехватывает дыхание. Сердце стучит так громко, что, кажется, его слышат все.
Потому что все слышали слова Дэвиса.
Сын.
От этой мысли у меня на глаза наворачиваются горячие слезы.
Руби смотрит на нас и визжит, быстро вытирая лицо руками.
Кина скулит и ходит по комнате. Она останавливается рядом со мной, пытается положить лапы мне на колени, но Дэвис ее отталкивает.
― С ней все в порядке? ― спрашивает Руби.