― Она делает это весь день, ― говорю я, используя стол как опору, чтобы встать. Мгновенно Дэвис оказывается рядом.
― Сядь, детка. ― Широкая ладонь ложится на мое бедро, а другая скользит по изгибу моей задницы. ― Ты весь день была на ногах.
Я потираю живот.
― Мне нужно пройтись. Моя спина меня убивает. ― Я осматриваю комнату, не в силах противостоять желанию двигаться. ― Тебе нужно выпить, Форд?
― Нет. Я не пью. ― Он поднимает свой стакан со сладким чаем. ― Мы с тобой в одной лодке уже пару недель.
Я улыбаюсь ему, но от меня не ускользает взгляд, которым он обменивается с Дэвисом. Гордый кивок Дэвиса своему близнецу.
Дэвис бросает взгляд на Уайетта, который угрюмо сидит на стуле, скрестив руки на груди. С начала вечеринки он не проронил ни слова.
― Твоя очередь.
― Не хочу играть.
Его слова звучат сухо и решительно.
Фэллон переводит на него взгляд.
― Тогда торт, ― говорит Чарли, не сводя взгляда с Руби.
Мы с Дэвисом достаем торт, надежно спрятанный на кухне. Мы собираем тарелки, вилки и свечи и переносим вечеринку в гостиную. Все устраиваются на просторных темных кожаных диванах. Бокалы с шампанским наполнены, и Дэвис приносит бутылку игристого виноградного сока для меня.
Руби стоит и с восторгом наблюдает, как я украшаю трехъярусный торт изящными золотыми свечками. Я замечаю, как Чарли ухмыляется, не сводя голубых глаз с ее обтянутой трусиками попки, виднеющейся из-под фартука.
Форд, прислонившись спиной к стене, сосет леденец.
― Стоим здесь голые, собираемся резать торт. Кто бы мог подумать?
Фэллон пожимает плечами.
― Случались и более странные вещи.
Форд фыркает.
― Должно быть, это потребовало столько сил, Дакота, ― вздыхает Руби. Она наклоняется, рассматривая каждый дюйм торта. Глазированный торт со сказочным вкусом. Нет ничего лучше домашнего праздничного торта, украшенного свечами. В этом и заключается невероятная сила кондитерских изделий. Они приносят радость, объединяют людей.
Выпрямившись, Руби вытирает уголок глаза.
― Я очень ценю это.
Я улыбаюсь и обнимаю ее.
― Конечно. Мне понравилось делать его для тебя.
Мы поем. Мы наливаем шампанское и поднимаем бокалы высоко в воздух.
― Речь, речь, речь, ― скандирует Фэллон. Она подталкивает Чарли сапогом. ― Давай, большой парень, скажи что-нибудь.
Чарли стоит, и на его лице появляется неожиданная мягкость. Руби, широко раскрыв глаза, смотрит на мужа. Мышцы на челюсти Чарли напрягаются. Все его внимание приковано к ней.
― Подсолнух, ты ― самое светлое, что есть в моей жизни. С днем рождения, причина, по которой я дышу. Я люблю тебя, детка.
А потом он целует ее. Мы все наблюдаем за тем, как Руби почти падает на его мощную грудь.
Форд ухмыляется. Фэллон хлопает.
― Чарли, ― выдыхает Руби, когда он отстраняется.
― Думаю, время торта, ― объявляю я. Я нарезаю большие куски морковного торта, а Дэвис раздает их. Я оглядываюсь на него через плечо и ухмыляюсь. ― Насколько ты приручен, Хотшот?
Он наклоняется и шепчет:
― Пойдем обратно на кухню, и я тебе покажу. ― Мой желудок переворачивается от хрипотцы в его голосе. Требовательном. Поглощающем.
Торт разрезан, все расслабляются, сидя на диванах, тарелки лежат на коленях.
Все это ― идеальный день в стиле «поймай луну».
Кина скулит и тычется носом в мои ноги, почти роняя меня вперед. Дэвис быстро подхватывает меня и удерживает.
― Собака пытается тебя убить, ― говорит Фэллон, когда я возвращаюсь в наш маленький кружок.
Дэвис качает головой и хватает Кину за ошейник, оттаскивая ее от меня.
― Кина. Что, черт возьми, на тебя нашло?
― Больше внимания, чем она когда-либо мне оказывала. ― Я смеюсь. Кина отходит в угол и наблюдает за нами темными глазами. Вилкой я отламываю кусок торта и поднимаю его. ― Смотри, ― говорю я Дэвису. ― Корж идеальный.
― Вообще-то, подождите. ― Раздается ленивый южный говор Уайетта. Он сидит в кресле-качалке, скрестив руки на груди и вытянув длинные ноги. ― У меня есть кое-что для игры.
Я замираю, кусочек торта неуверенно повисает на зубцах моей вилки на полпути ко рту.
― Очередь Фэллон, ― говорит Уайетт, и все взгляды обращаются к ней. ― Правда, смелость, выпивка, нижнее белье.
Мой взгляд устремляется к сестре, которая застыла на месте, как животное, попавшее в свет фар. Интересно, отступит ли она, откажется? Я молюсь об этом.
― Смелость, ― ледяным тоном говорит Фэллон.
Уайетт издает губами звук зуммера.
― Попробуй еще раз.
Фэллон вздергивает подбородок, ее ноздри раздуваются.
― Хорошо. Правда.
Никто не двигается. Это похоже на одно из ASMR-видео26. Единственный звук ― неловкое звяканье столовых приборов.
― Твой новый тренер, ― начинает Уайетт, и у меня внутри все переворачивается. Дэвис напрягается рядом со мной. ― Кто это?
Фэллон и Уайетт смотрят друг на друга. Между ними чувствуется какая-то безумная энергия.
― Давайте просто съедим этот чертов торт, ― рычит Чарли.
На мгновение испуганные глаза Фэллон встречаются с моими. Но она сглатывает и говорит:
― Пэппи Старр.
Дэвис тихо ругается.
Уайетт краснеет.
― Чушь. Он не...
― Тренирует девушек, ― перебивает Фэллон, закатывая глаза. ― И да, мы знаем все о твоих шовинистических мужских стандартах, так что, пожалуйста, избавь нас от театральности.
Форд хмурится. Его длинные пальцы проводят по челюсти в тихом раздумье.
― Он не работает с наездниками, ковбойша.
― Я знаю это. ― Фэллон выпрямляет плечи. ― Я тренируюсь с Пэппи, чтобы выступать в PBR27.
Тишина. Одна секунда. Вторая.
Уайетт вскакивает на ноги. Вены на его шее вздулись от гнева.
― Ни хрена подобного.
― Это забавно. ― Она усмехается, ее взгляд испепеляет его. ― Я имею в виду, что не могу придумать ничего, в чем твое мнение значило меньше, чем в моей жизни.
― Вы ведь не поддерживаете это, не так ли? ― обращается Уайетт, поворачиваясь ко мне, к Дэвису, к комнате. Он проводит рукой по волосам, хватается за затылок.
Чарли бледнеет и обменивается обеспокоенным взглядом с Фордом, который смотрит на Уайетта.
Никому это не нравится, но это выбор Фэллон. Никто не может отговорить ее, кроме нее самой.
― Это ее решение, ― говорю я, и Фэллон бросает на меня благодарный взгляд. Я поддерживаю свою сестру. Всегда.
― Уайетт, сядь на место, мать твою, ― приказывает Дэвис своим страшным голосом морского пехотинца.
Но он не делает этого.
Я вижу, как Фэллон вздрагивает, когда Уайетт бросается к ней. Это странно, потому что моя сестра не вздрагивает. Ни когда лошадь несется на нее на полном ходу. Ни когда она падает со спины быка.
Это не страх.
Это что-то... опасное. Мощное.
Что-то еще.
О нет.
Вот черт.
Боже, это так больно, что я не могу отвести взгляд.
Уайетт тычет пальцем ей в лицо.
― Ты не имеешь права ездить на быках, ― рычит он.
Ноздри Фэллон раздуваются. Она сжимает вилку так, словно собирается вонзить ее в ногу Уайетта.
― Это не твоя проблема.
― Ты ошибаешься. Это моя проблема. А когда ты умрешь, это станет проблемой всех остальных из-за твоих эгоистичных, глупых выходок.
Я смотрю на них с беспокойством, когда встаю и подхожу к торту, чтобы накрыть его влажным полотенцем, не желая, чтобы он высох. Затем я бросаю на Дэвиса умоляющий взгляд. Скажи что-нибудь. Хоть что-то.
Кина толкает меня носом под колено.
― Уайетт, не смей портить эту вечеринку, ― говорит Дэвис и встает, чтобы отодвинуть Кину от меня. Или, по крайней мере, пытается. Кина поскуливает и отпрыгивает от него. Дэвис рычит на свою собаку, а затем переключает внимание на наших братьев и сестер. ― Ты заставляешь Руби плакать, так что прекрати это дерьмо.
Руби сидит с огромным куском торта на коленях, ее глаза расширены и наполнены слезами. Чарли выглядит разъяренным, он тянется, чтобы взять Руби за руку.