― Привет, Хотшот, ― тихо говорит Дакота, когда Стид вручает мне ее руку.
Мышцы на моей челюсти подрагивают.
― Привет, милая.
Со стеснением в груди я смотрю на Дюка. Ребенок ― копия Дакоты. Темные волосы, черные глаза. Но он такой же мой, как и ее. Когда я увидел его первый раз, и он обхватил своими крошечными пальчиками мой палец, я растаял. Он завладел моим сердцем так же, как и его мать, и мы оформили это официально, когда Дакота вписала мое имя в свидетельство о рождении как отца.
Дакота смотрит на меня глазами полными слез и улыбается, а затем поворачивается, чтобы передать Дюка Фэллон. Мгновенно Кина меняет сторону. Она прижимается к Фэллон и смотрит на Дюка. С тех пор как родился ребенок, Кина стала его верной защитницей.
Я больше не могу ждать. Дрожащими руками я тянусь к Дакоте и прижимаю ее к своей груди, вызывая смешки и вздохи гостей.
В горле стоит ком эмоций. Она в моих объятиях, ее сердце прижато к моему.
― Ты прекрасно выглядишь.
Она проводит ладонью по моей груди.
― Ты тоже не так уж плох.
― Последний шанс убежать, ― ворчу я.
Слезы наворачиваются на ее глаза с опасной быстротой. Она переплетает наши пальцы.
― Никогда, ― говорит она прерывающимся шепотом. ― Ты застрял со мной.
Дюк начинает тихонько хныкать на руках у Фэллон.
Широко раскрытые глаза Дакоты впиваются в мои. Блядь. К этому времени мы уже привыкли к требованиям нашего сына. У нас есть считанные минуты до того, как он начнет кричать.
― Пожените нас сейчас же, ― приказывает она мировому судье.
Он так и делает. У всех глаза на мокром месте. Церемония продолжается, даже когда Дакота кормит Дюка грудью во время клятвы. Мы не ждем. Больше ни минуты.
После того как мы произносим «Да», мама Белль разражается слезами в первом ряду. Стид сморкается в большой белый платок, достает фляжку и передает ее гостям. Дюк орет во все горло, и это все, чего я когда-либо хотел.
Затем наступает время настоящей вечеринки. Все собираются в лодже, чтобы пообщаться и выпить. Музыка звучит из недавно установленных колонок.
Я оглядываюсь через плечо ― с лужайки доносится громкий смех. Мои братья, сестра и Руби пытаются преодолеть крыльцо лоджа, набравшись самогона из заначки Стида. Фэллон подозрительно отсутствует.
Я отворачиваюсь, хватаю Дакоту за запястье и тяну ее за лодж.
― Мир и покой.
Она прижимается ко мне и обхватывает мою шею руками.
― Больше никакого покоя. У нас ребенок, и моя грудь вот-вот лопнет.
Я прижимаюсь к ее груди.
― Где он?
― С твоей мамой. — В темных глазах светится желание, она хихикает и хватает меня за галстук. ― Должна сказать... образ морского пехотинца ― это круто, но «папочка» ― еще круче.
Я целую ее плечо, крошечную родинку на губе. Дакота смотрит, как Фэллон с сигаретой в руке спускается по ступенькам, направляясь бог знает куда.
― Что, если он сломал ее, Дэвис? ― бормочет она.
― Только не Фэллон. ― Я поднимаю ее подбородок, чтобы встретиться с ней взглядом. ― С ней все будет хорошо. Мы не позволим ей сломаться.
Хмурые глаза Дакоты проясняются. Я прижимаю ее спиной к стене лоджа и просовываю палец под бретельку ее платья. Между нами разгорается пламя.
― Раз уж у нас появилась няня, пора вернуться к тайным встречам.
На ее лице расцветает великолепная улыбка.
― О, да, правда?
Я уже наклоняюсь. Мне нужны эти пухлые губы. Нужно, чтобы она прижалась ко мне.
― Да.
Я обхватываю ее за шею и притягиваю к себе для поцелуя.
Мы отстраняемся, задыхаясь, но я продолжаю прижимать ее к себе. Я не осмеливаюсь ее отпустить.
Тепло разливается в моей груди.
― Я люблю тебя, Коти, ― шепчу я, мой голос наполнен эмоциями.
Дакота удовлетворенно вздыхает.
― Спасибо. ― Она поднимает голову, чтобы посмотреть на меня. ― Ты изменил мое сердце, мою фамилию, весь мой мир, Дэвис.
― Каждый день, ― обещаю я. ― Каждый день я буду менять твою жизнь.
Много лет назад, когда Дакота покинула Воскрешение, она оставила меня с мечтами о том дне, когда она снова окажется в моих объятиях. И вот она здесь. Я никогда не думал, что заслуживаю столько радости. Но теперь я знаю, что это так. Моя жена. Наш сын. Наша жизнь.
Наш дом на ранчо «Беглец».
Бонусный эпилог
Дакота
НЕСКОЛЬКО ЛЕТ СПУСТЯ
― Вот так?
― Идеально, ― говорю я и отхожу в сторону, чтобы посмотреть, как Дюк раскатывает тесто скалкой. Я улыбаюсь и отмечаю, как мило он высовывает язык. Спокойный, тихий и сосредоточенный, мой семилетний сын.
Дюк хмурится, когда скалка прилипает к тесту.
― Блин.
Я окунаю руку в шелковистую муку и посыпаю поверхность.
― Вот так. Попробуй.
― Хорошо.
Это наша пятничная традиция после школы. Аромат свежеиспеченного хлеба. Заходящее коралловое солнце. Шлейфы муки, поднимающиеся в воздух.
Только мы, готовимся к выходным в пекарне. И мы всегда успеваем поиграть в «Ковбойский шабаш». Вскоре после открытия я перевезла сюда автомат для пинбола. Я хочу, чтобы мой сын любил то, что люблю я. Даже если это не продлится долго, какая-то часть его души всегда будет знать, что движет его матерью.
Я взъерошиваю его темные пушистые волосы.
― Какой пирог мы будем печь сегодня?
Он морщит нос.
― Персиковый.
― Хороший выбор.
Поцеловав его в висок, я оставляю его одного и выхожу в зал. Вздохнув, я окидываю взглядом свой маленький сказочный мир.
«Гекльберри». Моя пекарня, оформленная в сиреневых и лавандовых тонах. Пекарня работает уже почти шесть лет и пользуется популярностью как у местных жителей, так и у кулинарных критиков. После того как о ней написали в журнале «Food & Wine», мне стало чертовски сложно удовлетворить повышенный спрос туристов.
Ковбойские кексы. Морковный торт «Список желаний» в честь Руби. И, конечно же, мои знаменитые булочки с черникой, лимоном с корицей.
Над дверью звенит колокольчик. Я улыбаюсь, услышав знакомый топот маленьких ножек.
― Мама!
Я подхватываю на руки свою пятилетнюю Лейни.
― Привет, грязнуля. ― Я вытираю пятнышко с ее щеки. В ее диких шоколадно- каштановых кудряшках застряла трава. ― Что с тобой случилось?
Мой муж стоит рядом и улыбается. Он всегда заставляет мое сердце трепетать. На нем футболка «Дом воинского сердца». Ранчо стало занимать у Дэвиса еще больше времени. Через два года после того, как у меня родился Дюк, «Дом воинского сердца» стал официальным приютом для собак. И он стал больше, чем когда-либо, что означает, что мы наняли инструкторов и военных ветеранов для обучения. Благодаря Дэвису каждая собака находит свой новый дом. Хотя Кина уже старенькая и ворчливая, она по-прежнему остается нашей любимой девочкой.
Шоколадно-карие глаза Лейни сверкают.
― Дядя Форд взял меня с собой в каньон. ― Она поднимает руку и размахивает грязными пальцами. ― Ну, знаешь, в тот, где скелеты.
― Угу. ― Я бросаю на Дэвиса напряженный взгляд. ― У Форда нужно отозвать лицензию дяди.
Дэвис усмехается.
― Ему нужна практика. Я вымою ее из шланга, когда мы вернемся на ранчо.
Дверь на кухню распахивается.
― Папа! ― Дюк бросается к Дэвису, глаза горят.
Дэвис подхватывает Дюка и заключает его в объятия.
― Привет, малыш. Не отвлекаешь маму?
― Мы готовим персиковый пирог.
― Оставьте мне кусочек.
Дюк сияет. От того, как он прижимается к Дэвису и смотрит на него с чистой любовью и обожанием, у меня сжимается сердце.
Их связь неоспорима. С того дня, как Дюк появился на свет, Дэвис присутствовал при каждом его «первом» событии. Первый шаг, первая слеза, первая бейсбольная игра. Лучший пример для подражания, он учил нашего сына тому, что в жизни имеет значение. Быть хорошим человеком. Честности. Чести. Уважению к женщинам.
Время от времени я вспоминаю Эйдена. Какие-то мелкие воспоминания. Но это не заходит далеко. Не рядом с Дэвисом. Он отец Дюка.