― Так вот о чем мы будем говорить, о моей щетине? А как насчет твоего лица?
Она вздрагивает.
― А что с ним, Дэвис?
― Расскажи мне, что случилось, Коти.
― Это не имеет значения, ― шепчет она, отводя от меня взгляд. ― Теперь ты здесь. Я выбралась. Я в безопасности.
― Это чертовски важно, ― рычу я.
Она проводит рукой по своему телу и останавливается на лице.
― Что ты хочешь услышать? ― В ее хриплом голосе звучит горечь. ― Я жила правильно. Полюбила неправильно. Конец гребаной истории.
Мое сердце замирает при слове «любовь». Так вот что произошло за последние два года. Почему прекратились сообщения. Почему ее визиты домой в Воскрешение становились все реже и реже.
Ее изящная челюсть, покрытая синяками, сжимается.
― А теперь... я в бегах. ― Она устало улыбается. ― В бегах ― звучит так уныло и жалко.
― Совсем нет.
― Для меня это так. Я должна была понять раньше.
― Кто? ― Выдавливаю я из себя. Скажи мне. Просто, блядь, скажи мне, чтобы я мог купить лопату и галлон отбеливателя. ― Кто это сделал?
Она сидит молча. Упрямится.
― Твой... муж? ― Черт. Я не узнаю звук собственного голоса.
Она вздрагивает, когда я произношу эти слова.
― Нет. Не муж.
Слава Богу.
Выдох вырывается из моей груди. Трудно представить Дакоту с другим мужчиной. Мы расстались. Не давали никаких обещаний, и все же...
Не понимаю, как я мог потерять хорошую женщину, на которую никогда не претендовал. Всего лишь одна ошибка из многих.
Ругаясь, я поднимаюсь на ноги. Мне хочется обнять ее, прижать к себе и сказать, что все будет хорошо, но что-то заставляет меня колебаться. Я меряю шагами номер.
Я не могу решить, убить его медленно или быстро. Сломать ему колени или сломать его чертову шею.
― Я не смогу заплатить за стену, если ты ее проломишь, Хотшот.
Я замираю, осознавая, что сжал руку в кулак. Из меня вырывается смешок. Ненавижу то, как хорошо она меня знает.
Я поворачиваюсь и пронзаю ее взглядом.
― Что произошло?
Мне нужны все кровавые подробности, чтобы я мог спланировать, что я с ним сделаю. Боль за боль. Око за око. А потом я убью этого ублюдка.
Ее настороженный взгляд опускается на пол.
― Ты сбежала, ― подсказываю я.
― Да. ― На ее глаза наворачиваются слезы. ― Я уже давно собиралась уйти. Когда он понял, что меня нет дома, он пришел в пекарню. ― Она вздрагивает. ― Все как в тумане. Мы поссорились. Он ударил меня. На плите стояла сковорода. Она загорелась, огонь охватил сначала плиту, потом потолок.
Я качаю головой, ужасаясь тому кошмару, который она пережила.
― Господи, Коти.
― Он кричал, чтобы я помогла ему, но я... я убежала, ― шепчет она. ― Я увидела свой шанс и воспользовалась им. ― Еще больше слез капает ей на ноги. ― Я позволила моей пекарне сгореть.
Я работаю с полицейскими, поэтому семейные разборки ― не новость для меня. Я в режиме реального времени видел, как кошмарные сценарии разыгрываются в Воскрешении. Побеги глубокой ночью. Рихтер развозит женщин по приютам. Офицер говорит напарнику прогуляться по кварталу, чтобы остыть, а потом его вызывают обратно, чтобы опознать тело. Я знаю, как быстро все может обостриться. Одной мысли о том, как близко подошла Дакота, достаточно, чтобы у меня прямо тут случился разрыв аневризмы.
― Ты поступила правильно. Ты ушла.
― Я должна была, ― шепчет она.
― Кто? ― Настаиваю я, ярость закипает в моих венах. ― Скажи мне его гребаное имя, Дакота.
― Пожалуйста. ― Ее голос дрожит, и это говорит мне о том, что она близка к срыву. ― Не заставляй меня говорить тебе. Я не могу. Не сейчас. Я просто хочу домой. Я хочу вернуть свою жизнь.
― Как долго это продолжается?
Она колеблется, потом говорит:
― Последние два года.
Господи.
Мне приходит в голову мысль.
― А он может преследовать тебя?
Она кивает.
― Да. ― Судорожный вздох сотрясает ее тело. ― Он не остановится. Он убьет меня.
Этот гребаный кусок дерьма сдохнет раньше, чем прикоснется к ней снова.
― Он знает откуда ты?
― Я не уверена, ― говорит она, крепче прижимая руки к животу. ― Я упоминала об этом вскользь. Может быть, в интервью. Но я никогда не вдавалась в подробности. ― Ее щеки заливает румянец. ― Я оставила свой родной город в прошлом.
Черт, сложно делать вид, что это не больно.
У меня еще столько вопросов. Но они могут подождать. Главное, чтобы Коти вернулась домой в целости и сохранности. А потом я планирую, черт возьми, никогда больше не выпускать ее из виду.
Она будет в безопасности. Я позабочусь об этом.
Я пересекаю комнату и опускаюсь перед ней на колени. Осторожно, чтобы не задеть синяк, я обхватываю ладонью ее щеку и провожу большим пальцем по высокой скуле.
― Что еще мне нужно знать? Это все?
Она смотрит на меня, а потом закрывает лицо здоровой рукой.
Я поднимаю ее подбородок, пока темные глаза не встречаются с моими.
― Скажи мне, чего еще я не знаю, Кексик.
― Ты прав, ― говорит она, слова звучат тихо и неуверенно. ― Есть еще кое-что, что тебе нужно знать. ― Ее руки сжимают подол толстовки, она сворачивается калачиком, словно пытаясь защитить себя.
Черт.
У меня внутри нарастает паника.
Я боюсь смотреть. Боюсь того, что увижу. Еще больше синяков. Ожоги от сигарет. Шрамы.
Я рвано втягиваю воздух.
― Что еще? ― Я сглатываю, мое кровяное давление подскакивает. Раньше меня доводил Уайетт, но сегодня у Коти преимущество: ― Что?
― Я беременна, ― шепчет она.
Ее слова пронзают мое сердце и оставляют умирать.
Мир плывет.
Черт возьми. Беременна.
До меня доносится мягкий голос Дакоты.
― Дэвис? Ты в порядке?
Нет. Я больше никогда не буду в порядке. Никогда, блядь, никогда.
Я моргаю, но мне удается выдавить из себя:
― А ты?
Она хихикает. И тут я замечаю это. Небольшая выпуклость ее живота, скрытая под объемной толстовкой.
― Не совсем, нет.
― Его? ― шепчу я.
― К сожалению. ― Ее голос срывается. ― Я оставлю его, Дэвис.
Я закрываю глаза.
― Он знает о ребенке?
На ее лице появляется страх.
― Нет. Я никому не говорила и не обращалась к врачу. Я не хотела, чтобы он узнал.
Я придвигаюсь ближе к ней. В другое время, в другом месте мои руки были бы в ее волосах, а ее губы слились с моими. Но не сейчас.
― Посмотри на меня, ― твердо говорю я. Кладу руку ей на ногу, обхватывая ладонью ее бедро. ― Он никогда не приблизится к тебе или твоему ребенку. Никогда больше.
― Ты не можешь этого обещать, Дэвис. Если он захочет меня найти, он сделает это. ― Ее плечи опускаются. Выражение ее лица разбивает сердце. ― Я больше никогда не буду в безопасности.
В ее глазах сейчас нет надежды... только беспомощность. Тот безудержный неоновый свет, который я знаю и люблю, едва теплится.
― Я сожгла нашу пекарню. Я забрала его ребенка. ― Ее губы дрожат. ― Он меня не отпустит.
― У него не будет выбора, ― обещаю я.
Она грустно улыбается.
― Всегда такой крутой.
― Поспи немного, Дакота. Как только рассветет, мы отправимся в Воскрешение.
― А ты? ― спрашивает она со страхом в глазах. ― Где ты будешь? ― Ее руки прижимаются к моим.
― Я буду здесь. ― Я киваю в угол комнаты. ― В том кресле.
― Ты будешь сидеть там? Всю ночь?
Прежде чем я успеваю остановиться, я наклоняюсь и целую ее в лоб.
― Всю ночь.
Глава 4
Дакота
― Вот, пожалуйста. Педиалит6 и тако на завтрак.
Я удивленно вздрагиваю, оторвав взгляд от окна грузовика, за которым ярко светит утреннее солнце. На автостраде снежные заносы. Я отключилась, когда Дэвис остановился, чтобы заправить свой гигантский пикап. Мы бросили мой джип на обочине. Странно, но я оказалась не так сентиментальна, как думала, когда расставалась со своими вещами. Должно быть, это мое новообретенное качество.