Вместо этого она поцеловала его, едва он закрыл дверь, долгим чувственным поцелуем, от которого все его добрые намерения как ветром сдуло, и их закружило в вихре страсти.
Что-то изменилось в их отношениях, и Тэннер вдруг осознал, что страсть Абби стала менее отчаянной, менее одержимой, чем раньше. Взгляд его перешел на юбку, подол которой касался при ходьбе края ее мягких кожаных сапожек, и улыбнулся, припомнив, как она утром надевала этот наряд.
Они спешили, опаздывая из-за того, что ночью много раз занимались любовью, а внизу их ждал детектив, чтобы проводить в полицейский участок. Тэннеру казалось, что он в камере пыток или где-нибудь похуже: находиться в одной комнате с полураздетой Абби, смотреть, не имея возможности коснуться, зная, что пройдут часы, прежде чем он сможет что-то сделать с отвердевшей плотью под «молнией» своих джинсов.
Сначала она бегала между ванной и спальней в трусиках и лифчике, но если от этого ему было плохо, то еще хуже стало, когда Абби натянула чулки… После этого, ничего больше не надевая, она восемь минут и двадцать одну секунду причесывала волосы и наносила макияж.
Он решил, что пришло спасение, когда она наконец оделась. Затем настала пора сапог, весьма безобидных на вид — на низком каблуке, узких и высоких.
Но его чуть не парализовало, когда он наблюдал ее борьбу с плотно облегающим икру до колена голенищем. Просунув пальцы в петли вверху сапог, Абби тянула их вверх, юбка задралась, продемонстрировав полоску белой кожи выше чулок. Наконец она одернула юбку и подоткнула ее под себя, чтобы не мешала, и Тэннеру не пришлось удовлетвориться случайным проблеском тела. Теперь он видел ее бедра до края трусиков….
Ему хотелось опуститься на колени, здесь и сейчас. Он жаждал провести руками по мягкой коже сапог, по скользкому нейлону чулок, пока не почувствует под ладонями бархатистую плоть ее ляжек и шелковистый атлас трусиков.
Весь день он мечтал об этом. Абби что-то сказала, он лишь промычал в ответ нечто невнятное, не желая упускать картину, нарисованную в своем воображении.
— Тэннер, ты меня не слушаешь! — Она круто обернулась и замерла, глядя на него сверху вниз.
С видимым усилием он медленно поднял тяжелые веки и посмотрел ей в лицо.
— Как ты об этом догадалась, детка?
— Я только что сказала… — Абби оборвала себя на полуслове, поймав жаркий, полный желания взгляд Тэннера и осознав, что никакие ее слова сейчас до него не дойдут. Да и не имеют значения. Ничто не имеет такого значения, как это нечто, возникшее между ними и крепнущее с каждым мгновением.
С другой стороны, такую возможность жаль было упускать.
Широкая улыбка расползлась по ее лицу, когда она продолжила, якобы повторяя уже сказанное.
— Я только что сказала, что люблю тебя. Почему-то я ожидала в ответ чего-то большего, чем мычание.
Его брови удивленно поднялись.
— Пощади, Абби. Ты же, в конце концов, не первый раз это говоришь.
— Неужели? — Мысли ее заметались, перебирая воспоминания в поисках подтверждения его слов. Не припомнив ничего подобного, она насупилась. — Не помню, чтобы говорила такое раньше.
— Прошлой ночью, сразу после того, как мы занимались любовью.
— В который раз? — недоверчиво спросила Абби.
Тэннер помедлил с ответом, словно стараясь припомнить как можно точнее, затем улыбнулся.
— Не уверен, я сбился со счета. Помню лишь, что мы были в постели. Ты лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку, а я пытался сдвинуть тебя с места, чтобы поправить сбившиеся простыни. — Он протянул руки и стал подтягивать ее поближе. Ноги ее раздвигались все шире с каждым шагом. — Я ясно помню, как ты сообщила, что любишь меня, потом сказала: «Спокойной ночи» и крепко заснула.
— Как ты мог меня расслышать, если я лежала лицом в подушку?
— У меня отличный слух. — Тэннер легонько сжимал в руках ее запястья, массируя большими пальцами гладкую кожу.
У нее перехватило дыхание от этой ласки, нежность которой никак не соответствовала жаркой страсти его взгляда.
— А что ты ответил на это?
Тэннер склонил голову и коснулся губами внутренней стороны запястья, затем бросил на нее лукавый взгляд из-под темных ресниц.
— Я ответил тем же.
— А именно? — Ей было необходимо услышать эти слова, сказанными громко и недвусмысленно, утвердиться в признании их взаимных обязательств друг перед другом. Обязательств, которые оба воспринимали очень серьезно.
К признанию, что они любят друг друга, она неосознанно шла все эти долгие годы.
— Спокойной ночи!
— Ах ты… — Абигейл хотела шлепнуть его, но Тэннер крепко держал ее запястья. Прежде чем она успела понять, что происходит, он рванул ее вниз так, что она села ему на колени верхом, и Тэннер уткнулся лицом в ее грудь, пряча свою улыбку.
— Тэннер Флинн, ты — паршивец, — запротестовала она, но тут же расхотела изображать оскорбленную невинность, потому что он задрал ей блузку и стал прямо сквозь тонкий лифчик втягивать в рот упругий сосок. Ее пальцы запутались в его волосах, она стиснула ладонями его голову, а он, закончив целовать и покусывать один сосок, перешел к другому.
— Все еще считаешь меня паршивцем? — поинтересовался он, на мгновение прервав свое захватывающее занятие.
— Угу.
Короткий смешок его прозвучал резко и хрипло, после чего, пробормотав что-то насчет женщин, не знающих, на что стоит обращать внимание, Тэннер скользнул ладонями ей под юбку.
Через несколько мгновений Абби потеряла всякий контроль и над словами, слетавшими с ее губ, и над своим телом, которое Тэннер ласкал с такой сладостной и пылкой требовательностью. Как Абби понимала, в таком состоянии она могла сказать все что угодно.
Может быть, она и говорила уже ему, что любит…
Должно быть, так оно и было, потому что когда все кончилось и Абби лежала, погруженная в бездумную истому, Тэннер произнес:
— Я тоже люблю тебя, детка! Я очень тебя люблю.