Если мне на кого и возлагать вину за свои будущие нечестивые поступки, то на этот «Форд».
Этот «Форд» разорвал все нравственные фибры моей души. Он свел меня с девушками, и я потерял голову на добрых шесть лет. Это были чудесные годы.
Несомненно, в жизни мужчины есть и другие периоды, когда либидо затмевает его здравомыслие, но ничто так не давит на префронтальные доли, как постпубертатные годы, когда в голове творится кавардак и каждая встречная роскошная цыпочка только увеличивает напор. Конечно, в свои пятнадцать лет я кое-что знал о девочках. Они устроены иначе, чем мальчишки. Но не знал почему, пока однажды, остановив свой прокачанный «Форд» на красный свет, не заметил девушку, уставившуюся на меня и на мой автомобиль. Заметив, что привлекла мое внимание, она проделала глазами нечто эдакое, тряхнула передом и извернулась задом, и внезапно я захлебнулся собственными мыслями. Она сломила плотину. Не помню, ни как она оказалась в машине, ни куда мы отправились после этого, но помню, что она вся была шелковой, мягкой, уютной, теплой, благоухающей и абсолютно восхитительной, и я понял, что нашел контактный спорт, которым могу искренне наслаждаться. Она вытворяла со мной такое, что могло бы увлечь колибри прочь от гибискуса и заставить бульдога порвать цепь.
Меня отнюдь не впечатляют современные тома о женских правах в спальне. Когда Генри Форд изобрел «Модель Т», женщины сбросили свои панталоны и секс стал доступным на дорогах.
Женщины стали моим единственным пороком. Я ими упивался. Мне их всегда было мало. Я просыпался с мыслью о девушках. Я засыпал с мыслью о девушках. Сплошь обаятельных, длинноногих, головокружительных, фантастических и чарующих. Я пускался в изыскательские экспедиции за девушками на рассвете. Я выбирался ночью, чтобы рыскать в их поисках с фонариком. Дона Жуана донимало лишь легкое тепло по сравнению с пожиравшим меня жаром. Я был одержим кисками.
После первых стычек я тоже стал обаятельным любовником. Девушки вовсе не обязательно разорительны, но даже самая резвая фройляйн время от времени рассчитывает на гамбургер и «колу» – просто для поддержания сил. Я же едва зарабатывал на хлеб, так где уж там думать о масле. Мне нужно было изыскать способ потрясать мошной.
Я воззвал к папе, понятия не имевшему о моем открытии девушек и сопутствующих им радостей.
– Папа, очень клево, что ты дал мне машину, и я чувствую себя дебилом, прося о большем, но у меня проблемы с этой машиной, – взмолился я. – Мне нужна кредитная карточка на бензин. Мне платят лишь раз в месяц, а со всеми школьными ланчами, походами на матчи, свидания и всякое такое у меня порой не хватает бабок, чтобы заплатить за бензин. Я постараюсь оплачивать счета самостоятельно, но обещаю не злоупотреблять твоей щедростью, если ты позволишь мне завести карточку на бензин.
Я был речист, как ирландский барышник, и в тот момент вполне искренен. Поразмыслив над просьбой пару минут, папа кивнул.
– Ладно, Фрэнк, я тебе верю, – с этими словами он извлек из бумажника свою карточку «Мобил». – Бери эту карточку и пользуйся. Отныне я больше не стану расплачиваться с помощью «Мобил». Это будет твоя карта, и в разумных пределах оплачивать счета должен будешь ты, когда они будут приходить. Я не буду тревожиться, что ты обманешь мое доверие.
А следовало бы. В первый месяц уговор сработал как часы. Когда пришел счет «Мобил», я оплатил платежное поручение на означенную сумму и отправил его нефтяной компании. Но этот платеж обобрал меня до нитки, и я снова оказался повязан по рукам и ногам в своих неустанных исканиях девушек. Во мне начала закипать досада. Как ни крути, стремление к счастью – неотчуждаемая американская привилегия, не так ли? Я чувствовал себя лишенным своих конституционных прав.
Кто-то однажды сказал, что честный человек – фикция. Наверное, автор этого высказывания был мошенником. Это излюбленный аргумент прощелыг. По-моему, уйма народу представляет себя в роли суперпреступников, международных похитителей бриллиантов или что-то типа того, но все это ограничивается их фантазиями. Я думаю, еще уйма народу время от времени испытывают настоящее искушение совершить преступление, особенно если можно хорошо погреть руки, да притом им кажется, что их с этой аферой не увяжут. Обычно такие люди искушению не поддаются. Им присуще прирожденное восприятие добра и зла, и верх берет здравый смысл.
Но есть и тип личностей, чье стремление к первенству попирает рассудок. Определенные ситуации провоцируют их точно так же, как альпиниста высокий пик – одним лишь фактом своего существования. Добро и зло в расчет не входят, да и последствия тоже. Эти люди считают преступление своего рода игрой, и целью является не только барыш; успех предприятия куда важнее. Разумеется, если прибыль будет обильной, это тоже приятно.