— Теперь мне неловко, — тихо произнесла она. — Отвечать на оба ваши вопроса неловко, но я скажу. Брат не нашел меня в доме, потому… потому что я была… я пробралась к соседям, — чуть ворчливо закончила она и воскликнула: — Но мне было невыразимо скучно в этом доме! Миша ушел утром, сказал, что у него есть дело, а я осталась с Дарьей. Это женщина, которую нам оставил Мефодий Парамонович.
Я вышла на улицу. Поначалу стояла во дворе, а после ушла за дом. Но и там мне делать оказалось совершенно нечего, и я решилась посмотреть, что находится за живой поблизости. Была я там недолго, но когда вернулась, никого в доме не было, даже Дарьи. Впрочем, она появилась вскоре и сказала, что пережидала, когда от дома отъедет полиция вместе с Мишей.
Я совершенно не понимала, что мне теперь делать. Брата забрала полиция, и я не знала, где его искать, и куда пойти тоже. Тогда-то и подумала об Олеге Ивановиче. Я ведь знала, где он живет, и потому отправилась на Александринскую площадь. Спрашивать о господине Котове у швейцаров мне было неловко, потому просто ждала, когда он появится сам.
— Да, мы встретились недалеко от моего дома, — произнес Олег. — Я увидел Глафиру Алексеевну и изумился, ведь только день назад я узнал, что они покинули гостиницу. Управляющий передал мне устное послание Михаила Алексеевича. Мы разговорились, и Глафира Алексеевна поведала мне обо всех своих злоключениях.
— Почему вы не пошли к Ковальчуку? — спросил Сан Саныч. — Он врач, и в его доме есть женщины. Это было бы более пристойно, чем визит к Олегу Ивановичу, уж простите.
— Я была рада, что брат наконец перестал терзать меня визитами к доктору Ковальчуку. Я вовсе ничего дурного не желаю сказать о Федоре Гавриловиче, но вновь оказаться в его кабинете я не желала, потому пошла к тому, кто… кто… — она мучительно покривилась, похоже, подбирая слово, и закончила: — К кому чувствовала больше доверия. И симпатии. Ох, — девушка окончательно смутилась и отвернулась.
— Понимаю, — усмехнулся сыщик, посмотрев на Котова, и барышня вспыхнула, но ничего отвечать не стала.
— И вот какие у меня появились соображения, — заговорил Олег, чтобы прекратить этот неловкий момент. — Выслушав Глафиру Алексеевну, я задал ей вопрос о том дне, когда было найдено тело Румпфа. — Сан Саныч встрепенулся и подался вперед. — В тот день Михаил ушел в шесть вечера, а вернулся около девяти. Сказал, что идет по делу, потому сестрицу с собой не взял. Она оставалась одна в гостинице. И когда убили Карасева, это как раз тот самый день, когда брат и сестра разошлись, а мы познакомились ближе. Глафира Алексеевна, выйдя от Федора Гавриловича, не обнаружила брата и отправилась ждать его в парк, не пожелав стоять на улице. А он не застал сестру, когда пришел за ней к доктору. И всё это вроде бы указывает на Михаила Алексеевича, но!
Вам не кажется, что всё это искусная мистификация? Убийца Федота, а, заметьте, его смерть напоминает смерть и немца, и регистратора, видел госпожу Воронецкую. Ей показалось, что она увидела убийцу возле усадьбы. То есть выяснить, что за барышня стала свидетелем убийства, совсем несложно. Поместье рядом, внешнее описание укажет на Глафиру Алексеевну.
Но тут Михаил Воронецкий решает отвезти сестру в Петербург, чтобы показать психотерапевту. Они не скрывали, куда едут, то есть проследить за братом и сестрой было не сложно. В дороге с ними вдруг знакомится некий Мефодий Парамонович, который тоже едет в Петербург.
Опять же Воронецкие не скрывают, где намереваются остановиться. И он как бы случайно опять встречает их и предлагает переехать на дачу, которая якобы принадлежит ему. Причем, как вы сами говорите, дачей этот дом назвать сложно. А на так называемой даче их ждет женщина, которая почему-то опасается встречи с полицией и ждет, пока увезут Михаила.
Далее. Убийства происходят именно в тот момент, когда Воронецкие не могут подтвердить алиби друг друга. То есть Михаил уходит, где-то появляется труп, и свидетели запоминают молодого человека, схожего с Воронецким вплоть до пореза от бритвы на щеке.
— Миша порезался на следующий день, как мы приехали в столицу, — сказала Глаша.
— Даже родинку можно нарисовать, — кивнув ей, сказал Олег. — При желании можно порезать и щеку. Так вот, я считаю, что Михаила подставляют, чтобы отвести подозрения от настоящего убийцы и закрыть рот. Брат и сестра не скрывали ни города, ни гостиницы, потому предосторожность с переменой фамилии им помочь никак не могла. Они даже кучера отправили домой, чтобы он их случайно не выдал, но всё было зря, потому что про них уже знали всё. После заманили на так называемую дачу, где Михаила и взяли.