— Нет, вы всё верно сказали, — улыбнулся Михаил.
— А то ведь в банк бегут, к ростовщикам. Земли, дома закладывают, перезакладывают. Будто деньги на них сами с неба упадут. Жить красиво любят, а замарать руки честным делом, так увольте, — Полянский всплеснул руками. После сжал плечо Воронецкого: — А вы молодец, раз дело продолжаете. Не зря, стало быть, ваш батюшка старался. Оттого и живете в отчем доме, и прислуги у вас хватает. Храни вас Бог, Михаил Алексеевич, и сестрицу вашу.
— Благодарю, — чуть более сдержано улыбнулся помещик.
В эту минуту вынесли воду, а вскоре кучер подъехал на коляске. И когда новый знакомец забирался на сиденье, Михаил, глядя на Петра, приложил к губам палец, велев молчать. Тот с пониманием кивнул. Уже отъезжая, Полянский привстал, обернулся, и, махнув рукой, снова выкрикнул:
— Храни вас Бог!
Михаил склонил голову и пробормотал:
— Вот и посмотрим, с каких вы дач явились, любезный Алексей Дмитриевич.
Он еще пару минут смотрел вслед уезжающей коляске, а после развернулся и решительно направился в дом. Решение, принятое на прогулке, укоренилось еще больше. Ему и самому теперь стало душно в поместье. Нет-нет, надо забрать Глашеньку и уехать подальше отсюда. Хотя бы на месяц.
— Сейчас поговорю с Глашей, после напишу Афанасию Капитонычу и в Петербург, — прошептал Михаил, поднимаясь по лестнице.
К сестре он вошел без стука. Она сидела у окна с книгой в руках, и на звук шагов подняла голову.
— Что это за господин с тобой был? — спросила Глафира, и Миша понял, что она все-таки видела. Впрочем, сестра сидела у окна, так что немудрено.
— Он тебе знаком? — спросил Воронецкий, и Глаша чуть приподняла брови:
— Нет, — ответила она. — Откуда бы мне его знать.
— Вдруг… — Михаил неопределенно повел рукой. Затем уселся на подоконник и объявил: — Мы уезжаем, Глашенька. Я принял это решение, и твои возражения слушать не желаю.
Она закрыла книгу и спросила:
— Куда же?
— В Петербург. Мне надо туда по делу, — почти не солгал Воронецкий, — а тебя я одну не оставлю. Так что собирайся, душа моя, уедем завтра поутру. Имеешь, что возразить?
— Вовсе нет, — мотнула головой Глаша. На губах ее вдруг появилась улыбка, и девушка сжала руку брата: — Я очень хочу в Петербург. Едем, Мишенька, непременно едем. Я и сама хотела просить о том же, когда вернешься, да ты раньше меня сказал. Поедем, голубчик.
— Слава Богу, — улыбнулся Михаил и вдруг ощутил облегчение.
Глава 4
Шел десятый час вечера. За окном было светло, и даже солнце еще не скрылось за горизонтом. Пора белых ночей, так что всё было закономерно. Когда-то, когда только получил назначение в этот город, Олег Иванович чувствовал себя неуютно. Даже с закрытыми шторами он помнил, что за ними светло, и уснуть удавалось с трудом. Крутился с боку на бог, тихо бранился, а потом, измотав себя недовольством, погружался в дремоту.
Однако привык он быстро, а после и вовсе перестал замечать, даже радовался, что день становится настолько длинным. А вот когда белые ночи заканчивались, чернота за окном навевала легкое уныние, потому что как-то сразу чувствовалось, что осень уже не за горами.
Но пока окончание светлой поры еще было нескоро, и за окном продолжался день, несмотря на время. Олег, вальяжно откинувшись в кресле, закинул ногу на ногу и продолжил слушать разглагольствования собеседника.
— Вот я по вашему взгляду, Олег Иванович, вижу, что скептически настроены. А, тем не менее, колдовство существует, и я это знаю точно. Вы ходите на сеансы к господину Смелову, видите, что творит Яков Павлович, но отчего-то не желаете слушать о том, что есть силы более могущественные даже чем наш дорогой медиум.
— Отчего же? — лениво улыбнулся Котов. — Я вас слушаю и весьма внимательно. Что до могущественных сил, то тут я и вовсе не спорю. Господь всемогущ, и есть множество свидетельств чудес, которые Он творил. Что же до той дамы, о которой вы говорите, то пока это только слова. А рассказать и я могу немало.
— То есть вы хотите сказать, что я лгун⁈ — вознегодовал полный мужчина в клетчатом костюме, сидевший напротив.
— Марк Карлович, что же вы такой обидчивый и порывистый, голубчик мой? — покачал головой Олег. — Я вовсе не желал вас обидеть, как и подвергать сомнению ваши утверждения. Однако признайте, вы бы и сами были настроены, как я, если бы некто рассказывал вам нечто невообразимое, но уверял, что всё это тайна, и он не имеет права не то, что знакомить, но даже назвать имя дамы, которую он именует колдуньей. Вы бы поверили на слово? И уж тем более поспешили бы проникнуться рассказами? Я, дорогой мой, привык верить глазам, а не словам. Но это, в свою очередь, не означает, что вам не доверяю. Однако же не поставить под сомнения ваши откровения не могу.