— Но если знакомые…
— Для знакомых мы те, кто мы есть.
— А если тебе встретится тот, кто придется по душе⁈ — вновь воскликнул Миша. — Что если и он полюбит тебя? Но он ведь будет считать, что ты замужем. И за кем⁈ За… — Воронецкий кашлянул и понизил голос, — за родным братом. Это же какой-то кошмар!
— Стало быть, он будет счастлив узнать потом, что я свободна, — отмахнулась Глафира Алексеевна. — И даже если тебе кто-то придется по душе, всё будет то же самое. Для знакомых мы брат и сестра Воронецкие. В гостинице же пусть будем какими-нибудь Сорокиными. Ты, быть может, учитель гимназии, а я твоя супруга. И в Петербург приехали издалека, ну, к примеру, Тамбова.
— И что бы в Петербурге понадобилось учителю гимназии из Тамбова? — проворчал Михаил.
— Ну хотя бы нового места. Решили перебраться в столицу, только и всего. Быть может, это мой каприз. А может быть, и чье-то предложение. Прошу тебя, — она вновь сжала брату руку, — я не хочу, чтобы мы назывались своими именами.
Воронецкий прищурился:
— Ты чего-то опасаешься? Или кого-то?
Взгляд Глашеньки уже знакомо стал колючим, и она ответила вопросом на вопрос:
— А отчего бы вам, Михаил Алексеевич, ни откликнуться на просьбу своей сестры? Вы ведь вроде любите ее, как говорите, не так ли? Так почему бы просто не сделать той невинной малости, о какой она просит вас?
— Даже так? — приподнял брови Воронецкий. — На вы, да еще в третьем лице? — После вновь прищурился и тихо хмыкнул: — Хорошо, сестрица, я сделаю, как ты просишь, хоть не понимаю и не желаю этого. Однако же ты ответишь мне любезностью на любезность. Я и без того выписываю вокруг тебя всяческие коленца, попляши и ты под мою дудочку.
— Чего ты хочешь? — сухо спросила Глаша.
— Я хочу, чтобы ты поговорила с доктором, которого я найду, — ответил Михаил. — Ты сильно переменилась. Я хочу, чтобы тебя осмотрел врач. И если что-то сдерживает тебя, возможно, с ним тебе будет легче разговориться и наконец вернуться в свое прежнее состояние.
Воронецкая на миг поджала губы. Было видно, что с ее языка готова сорваться новая дерзость, и брат напомнил:
— Мы называемся супругами, ты соглашаешься на визиты к доктору. Я же в свою очередь перестаю терзать тебя расспросами, пока ни будешь сама к ним готова.
— Будь по-твоему, — все-таки согласилась девушка. — Я готова посетить доктора. — Она чуть помолчала и выпалила: — Я не сумасшедшая!
— Но тебя что-то угнетает, и это очевидно, — парировал Михаил.
— Стало быть, ты исполнишь, о чем я прошу, — уже утвердительно произнесла она, и Воронецкий кивнул:
— Исполню. А ты подготовь объяснение причины столь возмутительному «супружеству», если эта история всплывет наружу.
Они немного помолчали, и первой вновь заговорила Глаша.
— Так как мы назовемся?
— Если уж менять фамилию, то вовсе уйдем от птичьей, — чуть ворчливо ответил брат. — Будем Светлины какие-нибудь. Я — Максим Аркадьевич, а ты…
— Софья Павловна, — опередила его сестрица.
— Давно придумала? — усмехнулся Михаил. Она кивнула, и Воронецкий, вновь усмехнувшись, покачал головой. — Ну, стало быть, Соня.
— Стало быть, — ответила Глаша и впервые улыбнулась знакомой задорной улыбкой. — Люблю тебя, братец.
— И я тебя, сестрица, — снова проворчал Михаил.
Возможно, в просьбе сестры и имелся некий смысл. Он ведь и сам готов был увезти ее именно потому, что подозревал наличие того, кто был причастен к ее исчезновению. Даже Полянского заподозрил. Впрочем, он и сейчас не пришел к единому мнению в отношении случайного знакомого.
Куда они едут, Воронецкий от прислуги не скрывал, в этом и смысла не было, потому что отправились в Петербург брат и сестра на собственном экипаже, которым правил их кучер. Еще и Афанасию Капитонычу Михаил написал, что отбывает на некоторое время в Петербург. Наверное, надо было ехать на дилижансе и не называть конечной цели путешествия…
Хотя компаньону Воронецкий доверял. Да и гостиницу, куда они направлялись, похвалил когда-то именно Афанасий Капитонович. «Старым фениксом», который располагался на Александринской площади, владел его знакомец — купец Иванов. Не близкий, но отзывался о нем компаньон Михаила хорошо. Он и сам останавливался в «Фениксе», когда наезжал в Петербург. Туда же направлялись и Воронецкие,
Столицы ни брат, ни сестра, ни тем более их кучер не знали. Потому сейчас на козлах рядом с Петром сидел юркий отрок, который согласился показать дорогу за некоторое вознаграждение. И после того разговора, который произошел только что между родственниками, Михаил радовался, что решил ехать в закрытом экипаже, иначе бы их подслушали. Хотя, наверное, в ином случае Глаша завела бы эту беседу еще в дороге, а не держала выдумку в себе до последнего.