— Поэт, — хмыкнул Котов.
— Верно подмечено, — усмехнулся Сан Саныч. — Но это он сказал уже сегодня. А вчера объявил, что господин Румпф уехал в Гатчину по коммерческому делу. Мол, так сказала балерина. Вчера же Альберт сунул городовому деньги и уговорил передать родственникам то, что я вам только что сказал. Сам обещался вскорости быть дома. А сегодня выловили труп.
По одежде и особой примете — родинке под глазом, опознали Альберта Румпфа. Городовой и опознал первым, он оказался на месте, где выловили покойного. Так и сказал: «Это ж Румпф!» После, когда прибыл сыскной отдел, пытался отмолчаться, но на него указали в толпе, кто услышал его слова.
Вот тут-то он и покаялся, мол, грешен, взял деньги и соврал. Но господин Румпф божился, что вскорости будет дома. И что такого? Ну отдохнул мужик, душу отвел. Говорит, вы его жены не видели, я б тоже сбежал. Как понимаете, тут и описание внешности покойного. А был этот человек полным. Вчера полный, а сегодня мумия. И скажите, батенька, что не бесовщина.
— А с балериной говорили уже? Где она живет?
В это мгновение коляска остановилась. Извозчик обернулся и объявил:
— Приехали, господа хорошие, больница.
Глава 9
Покойницкая Обуховской больницы представляла собой небольшое сырое, а оттого душное помещение. Котов уже бывал в этом месте несколько раз, потому шел уверенно, не морщась от запахов, царивших там, а были они весьма неприятными.
— Не терплю этого места, — передернув плечами, прошептал Александр Александрович. — Неужто нельзя сделать покойницкую больше и светлей?
Олег машинально кивнул. Устроено и вправду было дурно. Из освещения только свечи, места мало, еще и тела на столах, занимавших и без того скудное пространство. Но это было частью работы, что петербургского сыска, что иномирного, а потому мужчины более никак своих чувств не проявили. Бывало и похуже.
Перед входом в покойницкую стоял санитар — уже давно немолодой, но еще крепкий мужчина. Звали его, насколько помнил Котов, Сидор Найденов. Он курил папиросу, курил в явной задумчивости и не сразу заметил подошедших мужчин.
— Доброй ночи, Сидор, — поздоровался с ним Олег.
— Доброй, ваше благородие, — отвечая, он выпустил струю дыма из носа, став похожим на усатого дракона.
Санитар бросил окурок на пол, придавил его каблуком сапога и отпихнул в сторону. После посмотрел и махнул рукой.
— Всё одно убираться, — проворчал он.
— Стеценко уже прибыл? — спросил его Рыкин.
— Да, — кивнул Сидор, — там уже.
— Еще не вскрыл? — спросил Котов.
— А черт его знает, — пожал плечами санитар и тут же перекрестился.
Александр Александрович хмыкнул и первым вошел в покойницкую. До Олега донеслось его фырканье. Да, запах лучше не стал.
— Доброе ночи, Петр Назарович, — поздоровался с полицейским доктором Рыкин.
Мужчина тридцати лет, стоявший у прозекторского стола, повернул голову и кивнул.
— И вам доброй ночи, Сан Саныч. Кто это с вами?
— Это я, Петр Назарович, здравствуйте, — отозвался Котов и вышел из-за спины долговязого Рыкина.
Стеценко Олег знал, тоже шапочно, встречались в этой же покойницкой несколько раз, да и не только в этой. Перт Назарович не одобрял любопытного носа знакомца Александра Александровича и скрывать этого не собирался. Он и сейчас окинул Котова неприязненным взглядом.
— Даже не удивлен, — сухо произнес полицейский доктор. — Здравствуйте, Олег Иванович. И что вас всё несет в покойницкие? Вам бы в театр или в цирк, всё веселее, чем на покойников пялиться. И не говорите мне про ваши рассказы, всё это чушь. Другие писатели на покойников смотреть не бегают.
— Я по вас тоже скучал, любезный Петр Назарович, — усмехнулся Олег. — Будем считать, что я и так в театре, анатомическом. К тому же меня пригласили.
Стеценко перевел взгляд на Рыкина, и тот кивнул, подтверждая. Однако что-то объяснять и заискивать перед доктором он не намеревался. Не его это было дело, зачем сыщик привел кого-то к телу. Раз привел, стало быть, надо. И он произнес строго, не допуская ничьих возражений:
— Олег Иванович, подойдите к покойному, посмотрите. Возможно, увидите что-то примечательное.
— Так может, господин Котов и вскрывать станет? — не пряча раздражения, вопросил Стеценко. — Может, он лучше меня справится с этим делом?
— Я не претендую, Петр Назарович, — поднял руки Олег. — Это ваша вотчина, я здесь по иной причине. Но, не обессудьте, я все-таки посмотрю на тело.
— Да ради Бога, — отмахнулся доктор. — Что же это я вам мешать стану? Это же ваше дело — мешать. А я подожду, пока вы наглядитесь вдосталь.