Впрочем, члены этого кружка имели собственные связи с людьми, которые баловались «колдовством». Настоящих одаренных тоже надо было отметить, если такие и вправду имелись, и потому Олег продолжал не только посещать сеансы, но и сближаться с их участниками. Тем более некоторые из них намекали на некие чудеса, от которых господин Котов придет поначалу в замешательство, а после в неописуемый восторг. Непременно в восторг! И без сомнений — неописуемый.
Но пока замешательство вызывал прорыв, только что произошедший, а восторга вызвать еще никто не удосужился. И потому Олег Иванович решил просто подождать. Хотя бы новостей от Степана.
[1] Александринская площадь — ныне площадь Островского (прим. автора)
Глава 2
— Барин, Михаил Алексеевич, нашли! — воскликнул седеющий мужчина в ливрее дворецкого, но тут же поправился: — Нашлись! Глафира Алексеевна нашлись!
Молодой человек двадцати лет, порывисто поднявшись на ноги, бросился к дворецкому:
— Где она? Где она, Осип⁈
— К себе поднялись, — ответил тот. — Вот только что и поднялись. Барышня в дом вошли, ни на кого не взглянули, только головой покачали и к лестнице направились…
— Ах оставь, Осип, — в явном волнении отмахнулся Михаил и бросился прочь из гостиной, в которой провел последние несколько часов.
Выглядел он дурно. Взъерошенный, с покрасневшими глазами, во вчерашней одежде, находившейся в некотором беспорядке, — всё это было следствием тревоги и бессонной ночи. Причиной тому было исчезновение единственной сестры помещика Воронецкого — Глашеньки, девицы восемнадцати лет от роду.
Глафира Алексеевна ушла на прогулку еще около полудня вчерашнего дня. Она была девицей романтичной, склонной к грезам, и потому неспешные прогулки ее рядом с усадьбой были привычным делом. И хоть брат журил сестрицу за то, что выходит в одиночестве, но Глашенька целовала его в щеку и с улыбкой говорила:
— Ну что ты, Мишенька, что со мной может случиться? Я ведь рядышком, кругом люди. Если что, услышат. Да и не случается у нас ничего, к чему хмуришь брови сердито?
— Да как же мне не хмуриться, сестрица? — с укором отвечал Михаил. — Одни мы с тобой друг у друга. Случится что, как же мне быть без тебя? Да и не прилично девице в одиночестве бродить.
— Я по своей земле брожу, братец, к соседям не захаживаю. Не сердись, голубчик, всё будет хорошо.
И вот она вновь ушла. Но не вернулась ни через час, ни через два, ни даже к сумеркам. Занятый своим делами, Михаил Алексеевич не заметил отсутствия сестры, но когда начало вечереть, явилась горничная Прасковья — старшая внучка дворецкого Осипа. Вот она-то первой и произнесла это ужасное:
— Барышня пропали.
Воронецкий, пребывавший в своих мыслях, оторвался от бумаг и ответил горничной рассеянным взглядом. Так и не осознав ее слов, он переспросил:
— Что ты сказала?
— Барышня ушли гулять и не вернулись, — ответила девушка.
Он еще с минуту смотрел на Прасковью и наконец отметил, как горничная мнет пальцами подол форменного платья, что румянец ее лихорадочен, и губы подрагивают. Девушка была всерьез встревожена. Михаил нахмурился и поднялся на ноги.
— Когда ушла Глафира Алексеевна? — спросил он, снимая со спинки стула свой сюртук.
— К полудню дело было, — ответила девушка. — И к обеду не вернулись Глафира Алексеевна, и позже не пришли. Я уж обегала везде, где они гуляют, а нету барышни. Пропала! — визгливо закончила она, окончательно обнажив волнение.
— Черт знает что, — выругался Михаил. — Отчего раньше не пришла? Почему сразу не доложила? К обеду барышни нет, а ты молчишь!
Лицо Прасковьи скривилось в рыданиях, и она повалилась на колени:
— Браните, барин, браните, виноватая я! Не доглядела! Да только вы ведь велели вас не тревожить, а я думала, вернутся Глафира Алексеевна, выдавать не хотела! Браните вы сестрицу за то, что они одни гулять изволят, а они огорчаются. Думала, вот вернутся, а вы и не узнаете. Мало ли замечтались барышня, загулялись…
— Довольно! — устав слушать оправдания, гаркнул Михаил и устремился прочь из кабинета мимо рыдающей Прасковьи.
Вскоре собрались все, кто работал в усадьбе, а к ночи позвали и крестьян из ближайшей деревни. Глашеньку искали еще при свете уходящего дня, после с фонарями. Сначала разбрелись по поместью, потом ушли за его границы.