Батя озабоченно почесал лысину и неопределенно сказал:
— Ну, в общем, примерно там.
— А про золото ты ему тоже рассказал? — задал я следующий вопрос.
— Ну, так, в общих чертах, — замялся отец, — особо не афишировал, просто сказал, что еще с Афгана пара монет, как сувениры лежали, а теперь пришлось продать. И вообще, что пристал, как репей? — неожиданно вспылил он, — я перед тобой отчитываться не собираюсь.
— Ладно, ладно, — хихикнул я про себя, — посмотрим, как ты маме такое скажешь, она быстро тебя в шеренгу построит.
Отец с сожалением поглядел на пустые кружки и остатки заедков, поднялся и скомандовал:
— Рядовой, слушать мою команду! Отходим в сторону дома, перебежками!
Мы посмотрели друг на друга, засмеялись и пошли домой, где нас ожидал обед и мамины расспросы.
Полковник спецотдела горуправления ФСБ по Санкт-Петербургу Скворцов Сергей Григорьевич задумчиво шел к Волге, ожидающей его неподалеку. Он заранее знал, что прилично наберется, поэтому взял с собой водителя.
— В управление, — отрывисто бросил он молодому парню за рулем, уселся на переднее сиденье и поднял трубку радиотелефона.
— Петрович, это Скворцов, ты на месте или опять на рыбалку смотался? Отлично, сейчас подъеду, надо переговорить.
Какая тема? Приеду и расскажу. Может, зря волнуюсь, но чуйка меня еще никогда не подводила, интересное дельце наклевывается.
Домой мы шли молча. Батя был смурной, и мне казалось, что он остался, не очень доволен разговором с приятелем. Или, скорее всеготем, что наговорил ему лишнего.
— Что так долго! — был первый мамин вопрос, — я уже обед второй раз разогреваться поставила. Аааа, все понятно, опять пил пиво!
— Да ладно, Наташа, ну, всего по паре кружек со Скворцом тяпнули, ерунда какая, — начал оправдываться отец.
Мама вопросительно посмотрела на меня, я естественно подтвердил папины слова, и она безнадежно махнула рукой.
— Сашка, не может врать, не ври, — с упреком сказала она, — я вашу Алексеевскую породу насквозь вижу, твой отец будет пить пиво, пока оно у него изо рта не польется.
Батя оживленно потер руки.
— Много лишних слов, из кухни такой запах идет, мать, мы проголодались, давай мечи все на стол.
Мама укоризненно глянула на него и пошла, накрывать на стол. За обедом опять пришлось рассказывать о своей жизни на Соэте. Но в этот раз отец слушал меня рассеянно. А затем сказал:
— Я так понимаю, что обратно тебе уже не попасть, дорога закрыта, значит, пора забывать об этих приключениях, и больше никому не рассказывать. Память у тебя теперь феноменальная, так, что займись лучше своей новой биографией, это будет лучше для всех нас.
Мама, слушая его, нахмурилась и неожиданно спросила.
— Игорь, скажи, что ты сообщил Сергею?
Батя смутился и начал сбивчиво объяснять, что ничего серьезного он не говорил. Однако мама безнадежно махнула рукой.
— Эх, десантура ты моя! Не можешь язык свой придержать, опять, что-то лишнее ляпнул. А твой Скворцов, он на ходу подметки рвет. Одна надежда, что уж слишком все неправдоподобно, никто просто не поверит, тем более, что доказательств никаких, кроме наших слов. Помочь то он хоть обещал?
— А как же! — воодушевился отец, — сказал, что проверит, что там за ломбард и кто его крышует, ну, и пообещал, если, что эту крышу успокоить. Ему ведь стрелки для этого забивать не надо.
— Что за стрелки, — полюбопытствовал я, — куда их забивать?
— Не обращай внимания, — сказала мама, — это у теперешних бандюков такие выражения в ходу. Неделю телевизор посмотришь и сам все узнаешь. Только и слышишь каждый день: крыша, стрелки, обезбашенные, отморозки.
— Ух, ты! — восхитился я, — ни одного слова не знаю. А кто такие обезбашенные, как понять?
Отец усмехнулся и сказал:
— Это те парни у которых башню сносит, то есть голову.
— С обезбашенными понятно, — согласился я, — пап, а кто такие отморозки?
— Саша, перестань! Поговорим о другом — попросила мама, — узнаешь все со временем, самому надоест.
Но отец все же ответил:
— А отморозки, Саня, это те, у кого к жизни человеческой никакого уважения нет. Они за копейку человека убить могут, а то и просто так.
На какое-то время я замолчал, с удовольствием хлебая рассольник. А потом мне пришла в голову одна мысль, и я спросил:
— Папа, а ты сейчас коммунист, или нет, и вообще Коммунистическая партия еще существует?
Отец неожиданно покраснел.
— Ты знаешь сын, последние годы столько событий произошло. Разочаровался я в партии, честно скажу, Но билет свой партийный никуда не сдал, держу на память, о тех временах. А партия еще существует, там правда почти все старые коммунисты остались, молодежи нет совсем.