Я, тем временем, пытался договориться с собирающимся роем пчел. Почему-то рой воспринимался мной, как единый организм, с сияющей вокруг него золотистой аурой.
Сейчас этот огромный мозг анализировал донесения своих разведчиков — пчел, которые докладывали ему о местах, где возможна постройка гнезда. Не долго думая я подстроился под такую же разведчицу, мимолетно удивившись, своим возможностям, и начал передавать свою информацию. Первые две минуты казалось, что моя попытка не удастся.
Но тут неподвижно висевшая в воздухе черная тучка сорвалась с места и, игнорируя деда, стала вливаться в прямо улей, через снятую сверху крышку. Дед, уронил последнюю рамку на землю, отскочил в сторону и начал ругаться.
— Ну, ты Сашка и паршивец! Это надо так напугать, хоть бы предупредил, что сейчас пчелами будешь командовать.
Пришлось честно признаваться, что мне самому не верилось, что эта попытка будет удачной.
Мы стояли у открытого улья, пчелы уже деловито ползали по рамкам, и беспокойства в их гудении стало заметно меньше.
Десятка два пчел в это время уселись на меня, дед, заметив это, ехидно сказал:
— Если память меня не обманывает, ты, когда в последний раз у меня был, от одной единственной пчелы носился по лесу, как заяц.
Я фыркнул.
— Деда, да когда это было, в прошлом году, с тех пор столько всего случилось.
Но тут же почесав голову, добавил:
— А вообще у тебя память хорошая, ведь здесь тридцать лет с того времени прошло.
— Вот именно! — дед горделиво поднял палец, — а все почему? Потому, что веду здоровый образ жизни. Не курю, питаюсь натуральными продуктами. И даже самогон себе гоню на травках.
Говоря все это он ловко закрыл улей, и подошел к другому, из которого совсем недавно вылетел рой.
Еще через пятнадцать минут я крутил ручку медогонки, глотая слюни, а над нами гудели пчелы, недовольные грабежом.
Все было почти отлично, если не считать того, что за нами постоянно наблюдали из окошка соседнего дома. И, кроме того, я чувствовал, что там работает, какая-то аппаратура. Дед тоже что-то чувствовал, потому, что периодически кидал в ту сторону нахмуренный взгляд.
— И на кой хрен, я этим холуям посоветовал к бабке Ирье обратиться, — неожиданно посетовал он, — эти рыбачки теперь от окна не отходят, все высматривают и высматривают. Интересно, какого рожна им тут надо.
Пришлось поделиться с ним своими соображениями по этому поводу.
— М-да, ну и дела заварились, — задумчиво сказал дед, — ты уж извини внучок, твой батя, конечно мужчина хоть куда, но руки у него всегда лучше головы работали. Единственно, у него соображения хватило на матери твоей жениться. Наташке моей палец в рот не клади. Вот только болячка ей жизни не дает. А все из-за тебя обалдуя! — неожиданно рассердился он, — сколько она ночей не спала, сколько по милициям ходила. От нервности и здоровье потеряла! Ух, как сейчас дам по башке!
Я на всякий случай бросил ручку медогонки и отпрыгнул в сторону.
— Деда, ты же знаешь, я не виноват! — крикнул я ему.
— Ага, не виноват он, как же! — продолжал ворчать дед, — кто вместо того, чтобы из дверей, как человек выйти, с лестницы пожарной прыгал? Не прыгнул бы, и никуда не исчез. А я ведь родителям твоим сразу сказал, что нет тебя на Земле ни живого не мертвого. Так они меня дураком обозвали. Вот такие дела. А ведь я кругом прав оказался! Тебя, действительно не было на Земле.
И тут меня осенило.
— Деда, а давай я маму попробую полечить, ты ведь на себе понял, что у меня это неплохо получается.
Дед с неожиданным энтузиазмом согласился на это предложение.
— Конечно, давай заканчивать, медогонку в сарай затащим, чтобы пчелы в мед не налипали, и пойдем, пока она спит все и проделаем. Я после твоего вчерашнего лечения очень неплохо себя имею. А ведь уже года три никуда так далеко пехом не ходил. Только смотри, чтобы без таких сюрпризов, — усмехнулся он и оттянул пальцами нижнюю губу. В его рту моему взгляду открылись торчавшие из десен два ряда сверкающих белизной острых кончиков зубов.
По спине пробежал холодок.
— Нет! — сказал я сам себе, — сейчас все будет по другому, ведь со вчерашнего дня все мои таланты под контролем.
Мы на цыпочках поднялись наверх, лестница под нашими ногами предательски скрипела, но мама не проснулась. В ее комнате противно пахло натираниями. Я смотрел на морщинистое мамино лицо, седые волосы, рассыпавшиеся по подушке, и чуть не заплакал. Мама сейчас показалась мне, чуть ли не старше деда, хотя тому было уже девяносто два года.