Сволочуга Рой ещё и оконные створки растопырил во всю ширь, чтобы совсем уж Кона донять. Из окошка сначала понеслись вкусные запахи жарёхи, а потом — негромкое мелодичное пение какой-то ковбойской баллады про любовь, измену и разбитое вдребезги сердце. Кон сразу некстати припомнил ту чёртову песню про солнце, что встаёт, мол, на нашей стороне, — песню, с помощью которой зараза Рой заморочил всем головы в кабаке О’Доэрти.
А потом Кон услышал шум льющейся воды и сообразил, что Рой нагревал газовую колонку в душевой, пока ужинал, а сейчас отправился мыться. Чистюля поганый!
Кон ловко спустился с крыши на маленький балкончик. Теперь он мог не опасаться, что Рой заметит его раньше времени и даст дёру.
Он легонько потряс балконную дверь, намереваясь сбить старую расшатанную задвижку, но дверь, к его изумлению, оказалась незапертой. Кон толкнул её и шагнул в полутёмную комнату, куда падал только свет из коридора, и свирепо ругнулся себе под нос, когда между его ботинками проскользнул невесть откуда взявшийся котяра, здоровенный и мордастый. Хотя почему «невесть откуда»? Понятное дело, тоже с балкона. Пушистый, со свалявшейся на боках серебристо-серой шерстью, это наверняка и был пресловутый Феликс, про которого болтал пацан на улице.
«Своих котов надо самим кормить, а не отправлять побираться по чужим хатам, — с досадой подумал Кон. — А то — обжора, обжора…»
Шум воды в душевой тем временем стих, и хлопнула дверь. Помылся, значит, паскуда белобрысая.
— Ты зачем сюда припёрся, разбойник несчастный? — весело спросил Рой, и Кон даже вздрогнул, не сразу сообразив, что тот обращается вовсе не к нему, а к коту. — Ты ненасытный проглот, я задолбался таскать тебя хозяевам. И дверь за собой ты закрывать не умеешь, дует тут из-за тебя…
Ворчать-то он ворчал, но сам не запирал балкон из-за этого пушистого засранца! Дурак и есть, подумал Кон с ещё большей досадой. Он весь напрягся, и сердце у него бешено заколотилось, словно он и в самом деле был волком, готовым напасть на добычу.
Босые ноги прошлёпали по полу, и Рой возник в дверном проёме, вытирая полотенцем мокрые волосы. Второе полотенце он небрежно обвязал вокруг пояса. Длинный, тощий, — как Кон и описал его мальчишке-соседу — гибкий… ну змеюка змеюкой! Но почему-то на него хотелось смотреть.
Пресвятые угодники, да что за постыдная нечестивая хрень лезла Кону в голову?!
Его беспощадный удар в челюсть сбил Роя с ног, отправив обратно под дверь душевой, о которую он с размаху саданулся спиной. Приблудный кот, в панике мявкнув, метнулся на кухню. Кон дёрнул Роя за худые плечи, вскидывая с пола, и таким же жестоким пинком вернул в спальню, куда тот кувырком вкатился по вытертому линолеуму.
Тяжело ступая, Кон вошёл следом, с хищным прищуром наблюдая, как паскуда Рой корчится на полу, задыхаясь и кашляя. Как пытается сесть, упираясь в пол левой рукой. Правая повисла плетью — видать, он её подвихнул при первом или втором падении, машинально отметил Кон.
Полотенце на Рое размоталось и упало, обнажив тощие бёдра, по острому подбородку стекала багряная струйка крови, но серые блестящие глаза, когда он смотрел на Кона, по-прежнему полыхали каким-то отчаянным лихорадочным весельем. Вызовом.
Он ведь даже не пытался сопротивляться, тварюга, промелькнуло у Кона в помутившемся от ярости мозгу. Не орал от боли, не угрожал расправой, не ёрничал, не сыпал площадной руганью. Не бросался на поиски ствола, который у него наверняка был где-то тут припрятан. Просто сидел на полу и молча утирал разбитый рот тыльной стороной запястья. И зыркал на Кона.
— Ты сказал, что будешь меня ждать, — угрюмо проронил тот, вразвалочку подходя к нему. — Ну вот и дождался. Что, доволен, сука?
— Ещё как, — прохрипел Рой, не отводя весёлого бесстрашного взгляда. — А ты что, всё запомнил, что я тебе тогда говорил?
Кон знал, про что он, паскудина, толкует.
«Ох, как же сладко мне было обжиматься с тобой, Кон Маклафлин. Слаще, чем с девкой…»
— Убью, тварь, — яростно процедил Кон, наклоняясь к нему. Схватил за мокрые волосы, подтягивая ближе к себе. Лицо Роя исказилось от боли, но он не издал ни звука. Ни единого звука — даже когда Кон, ухватив его сзади за тонкую горячую шею, швырнул грудью на низкий стол у кровати — не на саму кровать.
Кровь бешено била Кону в виски, вышибая последний разум. В виски и в пах, где разума сроду не бывало.
— Ты же этого хотел, так? — прохрипел он, рывком расстёгивая штаны. Рой только безмолвно оскалился и кивнул, сука, на миг обернувшись к нему. Кивнул! А потом опять отвернулся, роняя растрёпанную голову на столешницу, упираясь в неё острыми локтями. Без единого слова о пощаде, без божбы и угроз. Открытый. Голый. Беззащитный.
Кон никогда не думал, что это так трудно — засадить парню. Он поздно сообразил, что надо было хотя бы плюнуть на собственный хер, прежде чем пытаться протолкнуть его в тесную задницу извивающегося от боли Роя. Кон вошёл в него только наполовину и замер. И Рой тоже застыл, тяжело дыша и хватаясь за края столешницы так, будто тонул, а этот чёртов стол был каким-то грёбаным спасательным плотом.
Некому было его спасти.
Опомнившись наконец, Кон заскрежетал зубами и выдернул хер наружу. Матерясь так отчаянно, что его наверняка было слышно на другом берегу Залива, он натянул штаны чуть ли не до ушей и застегнул ширинку, ломая ногти.
Пречистая Дева, до чего же его довёл этот гад!
Он судорожно выхватил из кармана пистолет и, задыхаясь от бешенства, навёл дуло на растрёпанную башку Роя, уткнувшегося в стол. На его узкую спину с торчащими лопатками. На худую задницу и длиннющие, как у девки, ноги.
Ну не мог он в него стрелять. Не мог, и всё!
Бессильно зарычав, Кон засунул пистолет обратно в карман и вихрем вылетел из квартиры, продолжая сыпать на ходу самой чёрной божбой.
Он ничего не мог больше сделать. Ровным счётом ничего.
Да помилует его Пречистая Дева, с этаким грехом на душе Кон не посмел бы ни на шаг приблизиться к исповедальне! Даже для того, чтобы получить заслуженную епитимью от отца Флэнагана! Тощая змеюка Рой Дэниэлс вышиб Кону мозги почище разрывной пули. И почему Кон сразу не прикончил его, как только вошёл?!
А он и вправду не подохнет ли там, Рой-то? Вдруг Кон насмерть повредил что-нибудь у него внутри? А он вовсе один, только с этим паршивым котом…