Вот Вадик красть бы не стал. Этот, сразу видно, за хоккей всей душой болеет… Надо на него в деле посмотреть.
– А знаешь что, Вадик. Приезжай к шести вечера на каток в аквапарк. Я там детей тренирую, и поможешь, и повеселишься. А если мне понравится, как ты катаешься, то и заработать сможешь.
– А?
Мне показалось, что пацан сейчас в обморок хлопнется от избытка чувств. Пришлось легонько похлопать его по плечу.
– Что скажешь? Сможешь вырваться?
И тут в его глазах загорелось по звезде, и он расплылся в такой улыбке, что я чуть не ослеп.
– Я смогу Демьян Игор… Демьян! Смогу!
– Лучше – Демон, – напомнил я. – Но Демьян тоже сойдёт. Так по рукам? Я тебя жду?
– Да. Да!
Закончив ранний завтрак, я вернулся домой. Часа три поспал, затем отправился на тренировку, где меня снова по полной пропесочил тренер, пообещав в следующий раз вырвать мне руки с корнем и засунуть их мне в задницу, если я ещё раз распущу их во время игры не по делу.
– Протестую! – возмутился я. – Намылить шею Серго Вульфу – это всегда по делу!
– Прекрати свои шуточки, Демон! – рявкнул тренер. – Ты всю команду подвёл, это-то ты понимаешь? Или думаешь, на следующей игре ребятам без тебя будет легко?
Я промолчал. Ну, а что тут скажешь? Когда ты настолько баран, что подставляешься под «пять плюс двадцать», извиняться и посыпать голову пеплом уже поздно. Особенно если учесть, что Вульф на меня и вправду действует, как красная тряпка на быка. Что впрочем взаимно. В прошлом году мне такую мельницу (Прим. автора: классический силовой прием в хоккее. После такого «хита», как правило, атакуемый хоккеист вынужден выполнить пируэт в воздухе. Коньки спортсмена могут очертить воображаемый круг. Именно поэтому силовой прием и получил называние «мельница» )устроил, что я два дня в больнице провёл, а пять плюс двадцать впаяли как раз ему, потому как я был без шайбы…
Но тренеру об этом лучше не напоминать. А то как-то давно меня не сношали за то, что я на площадке по сторонам не смотрю и позволяю звездунам себя с ног сбивать…
В общем тренировка прошла как обычно, и после спортзала у меня ещё осталось время, чтобы заехать в паспортный стол, как я и планировал.
В ЖЭКе на Зелёной улице было душно и людно. Народу набилось, как огурцов в бочку, и все они ругались, кричали, махали руками и вообще вели себя неадекватно.
Я помялся на пороге, бочком прокрался к окошку регистратуры и тихонечко спросил, где можно раздобыть интересующую меня информацию.
Девчонка с куцим хвостиком и в очках, как у черепахи Тортиллы после моего вопроса вздрогнула всем телом, покосилась на массивную дубовую дверь в конце коридора и испуганно ответила:
– Это вам к Розе Тимофеевне.
И стоило ей произнести это имя, как в коридоре, словно по волшебству, наступила гробовая тишина, и все присутствующие посмотрели на меня… с печалью и сожалением.
А потом выстроились вдоль стен молчаливым караулом, следя за тем, как я осторожно ступаю к нужной двери с такими обречёнными минами, словно я не сам шёл, а меня несли в гробу. Под сопровождение оркестра.
Я постучал по нужной двери и, повернув ручку, просунул голову в кабинет.
– Здра-а-а… кхе… ствуйте. К вам можно?
Пожалуй нужно сказать, что росту во мне сто девяносто восемь сантиметров, поэтому я и на мужчин-то смотреть снизу вверх не привык, что уж говорить про женщин. Но Роза Тимофеевна была сантиметров на десять выше меня. И шире где-то на полметра.
И ещё у неё была одна огромная бровь через весь лоб и усы. Не как у кавалериста, но зато иссиня-чёрные и длинные, как у моржа.
– Если осторожно, – кивнула Роза Тимофеевна и присела на стоявшее у конторки кресло.
Кресло протяжно застонало, но выдержало. Мне присесть женщина не предложила, да здесь и не на что было.
– По какому вопросу?
– По жителям «Парадиза», – искренне признался я. – Точнее по жительницам. Я, видите ли, одну девушку потерял. И мне очень надо…
– Толкнуть меня на должностное преступление? – прогремела Роза Тимофеевна. Уверен, её голос услышали не только в коридоре, но и в рок-кафе через дорогу. – Да за кого вы меня принимаете?