Мэри Хиггинс Кларк
Пока красавица спит
1
Он осторожно рулил но скоростному шоссе к Моррисон-парку. Всего 35 миль от Манхэттена до округа Рокленд, но поездка — сущий кошмар. Снегопад, начавшийся ночью, густел и густел, безжалостно швыряясь снегом в ветровое стекло. Но вот, наконец-то, и парк. В такой снегопад вряд ли кто разгуливает по дорожкам или бегает трусцой. Мимо промчалась, сверкая фарами, патрульная машина, наверное, торопится к месту происшествия. Копам и в голову не придет, что у него в багажнике под барахлом упрятан пластиковый мешок с трупом известной писательницы Этель Ламбстон. Втиснут в щель, рядом с запасной шиной.
Свернув с шоссе, он миновал короткое расстояние до паркинга. Как и рассчитывал, там было пусто. Всего несколько машин, да и те под толстой снежной пеленой. На пикник прикатили чертовы недоумки, не иначе. Теперь главный фокус — как бы ненароком не напороться на кого-нибудь из них.
Вылезая из машины, он внимательно огляделся. Никого. Колею уже припорошило снегом. Заметет и его следы. Замаскирует место, куда он спрячет труп. А если повезет, к тому времени, когда тело обнаружат, и смотреть будет не на что.
Сначала он хотел оставить ее в мешке. Но в последнюю минуту переменил это намерение. Медицинские эксперты — ребята ушлые, улики отыщут на чем угодно.
Не обращая внимания на холод, пронизывающий ветер, снежную крупу, превращающую щеки и подбородок в куски льда, он поустойчивее установил мешок над пещерой и принялся дергать молнию. Та не поддавалась. Он ожесточенно рвал и дергал, а когда, наконец, молния разъехалась и показался труп Этель, его всего перекосило.
Белый шерстяной костюм в пятнах крови. В зияющей ране на горле застрял воротничок блузки. Чуть приоткрыт один глаз. Рот, при жизни Этель никогда не отдыхавший, собрался мешочком, словно бы готовясь к очередной бесконечной речи. Последняя фраза, выплюнутая им, стала роковой ошибкой Этель, мрачно подумал он.
Прикасаться к ней, даже в перчатках, было нестерпимо. Она мертва уже почти 14 часов. От трупа тянуло сладковатым запашком. В припадке отвращения он сбросил тело в пещеру и стал заваливать камнями. Через десять минут после отъезда из парка не останется никаких признаков его присутствия.
Скомкав потрескавшийся пластик, он заспешил к машине. Теперь его колотило — нетерпелось убраться из парка, подальше от возможного разоблачения.
Пять минут спустя он уже летел по скоростному шоссе. Следующая остановка — озеро, самое удобное место избавиться от багажа Этель. Озеро глубокое, случалось, в него сбрасывали даже старые автомобили.
Насколько хватило сил, он подальше забросил чемоданы Этель. Понаблюдал, как они исчезают под грязно-серой водой. Теперь осталось избавиться от комка порванного, в пятнах крови, пластика. Его можно выбросить в мусорный бак на повороте с Вэст-Сайд. Мешок затеряется в горах мусора, который увезут завтра.
До города он добирался три часа. Все шло согласно плану. На секунду тормознув на Девятой авеню, швырнул в бак пластиковый мешок. В 8:00 пригнал машину обратно на заправочную станцию на Десятой авеню, где давали в прокат старые машины. Плата наличными. Записей тут никаких не вели.
В 10:00, приняв душ и переодевшись, он уже находился на своем месте, глотая неразбавленное виски, стараясь угомонить разгулявшиеся нервы и перебирая мысленно каждую минуту, протекшую с тех пор, как он стоял в квартире Этель, выслушивая ее издевки, насмешки, издевательства. Антикварный кинжальчик с ее письменного стола скакнул ему в руку. На лице Этель проступил страх, она попятилась. Какое наслаждение полоснуть но горлу, видеть, как она, спотыкаясь, отступает через арку на кухню. Там Этель и свалилась на керамический пол.
Но теперь все в норме, твердил он себе. Он в безопасности! Сделал все, как надо.
Однако с последним согревающим глотком виски его как стукнуло! Какой чудовищный промах! Он понял, где промахнулся.
Нив Кирни!
2
Радио заговорило в 6:30. Нив потянулась, нашаривая кнопку, чтобы вырубить напористо жизнерадостный голос диктора, сбросила с себя одеяло, пробежав через комнату, достала из шкафа старенький махровый халатик, подвязалась пояском и зачесала назад жгуче-черные кудрявые волосы фамильная черта семьи Россетти. Глаза ей тоже достались от Россетти — вишневые, с черным ободком, как и у матери, сверкающие под черными ресницами широко и вопросительно. А кожа от кельтских предков — молочно-белая, с россыпью веснушек на прямом носике. Широкий рот и крепкие зубы она унаследовала от Майлса Кирни, своего отца.