- Мария Сергеевна?
Я медленно опустила сумку на пол. Сердце пронзила раскаленная иголка.
- Вас беспокоит Валерий Петрович. Помните такого? Я лечу вашу подругу, - объяснил собеседник.
Точнее, бывшую подругу, подумала я, но поправлять врача, конечно, не стала.
- Мария Сергеевна, приезжайте в больницу. Немедленно! Как можно скорее!
- Что произошло?
Врач помолчал и ответил упавшим голосом:
- Отек легких. Боюсь, это конец.
Я выронила трубку. Схватила сумку, рванула на себя ручку двери и бросилась вниз. Поймала такси и назвала адрес больницы.
- Умоляю, быстрее! - попросила я.
- Постараюсь, - флегматично ответил пожилой водитель. - Как дорога позволит.
Дорога позволила. Через пятнадцать минут я влетела в приемный покой. Пулей пронеслась мимо медсестры, не обращая никакого внимания на крик, несущийся сзади:
- Девушка! Куда! Приемное время с двенадцати до двух!
В коридоре я столкнулась с Валерием Петровичем. Задохнулась, произнесла только одно слово:
- Жива?
- Да, - ответил врач, хватая меня под руку. - Скорей, может, успеете поговорить. Она очень просила вас позвать. Даже плакала.
Мы бегом миновали коридор, свернули на боковую лестницу, поднялись куда-то вверх… Передо мной распахивались двери, мелькали незнакомые лица, но Валерий Петрович не давал мне опомниться и тащил дальше по коридору.
Наконец мы оказались перед палатой, двери которой были открыты настежь. Катя лежала на высоком столе, под каким-то высоким прозрачным колпаком. Женщина в белом халате оглянулась на нас, вполголоса произнесла:
- Поздно. Уже не реагирует.
Валерий Петрович выпустил мою руку. Я сделала несколько шагов вперед.
Сначала я не узнала Катю. Передо мной лежала худая девушка с ввалившимися щеками и тонким заострившимся носом. Короткие волосы потемнели от пота и утратили золотой блеск. Глаза были закрыты, брови страдальчески сведены к переносице. Грудь тяжело поднималась в попытке вдохнуть воздух. Хриплое дыхание сотрясало все тело. Я обернулась к врачу, попросила:
- Сделайте что-нибудь!
Валерий Петрович стиснул челюсти. На его щеках заиграли твердые желваки.
Ясно. Как говорится, «медицина бессильна».
Я подошла к Кате, нашла ее руку и крепко сжала. Валерий Петрович подставил мне стул, дотронулся до плеча, показал глазами на стул. Я села и обвела глазами палату, словно пыталась отыскать волшебное средство для спасения бывшей подруги. Но такого средства не нашлось.
Все, что я могла сделать, - это сидеть рядом с Катей, держать ее за руку и слушать хриплое натужное дыхание. И я сидела и слушала.
Сначала вдохи были длинными, а пауза между ними короткая. Потом вдохи начали укорачиваться, а пауза между ними все удлинялась и удлинялась. Наконец не стало вдохов… и осталась одна только бесконечная пауза.
Женщина в белом халате подняла Катины веки, посветила в них узким фонариком. Повернулась к врачу и развела руками.
- Ничего не понимаю, - сказал Валерий Петрович. - Она же на выписку шла! Утром все было прекрасно, она домой просилась! А всего час назад…
Валерий Петрович не закончил. Я тоже немного помолчала, не выпуская Катиной руки. Потом спросила:
- Какое сегодня число?
- Восьмое октября. А что?
Ничего. Просто сегодня ровно месяц с того дня, как Штефан был отравлен.
Ушел и забрал с собой Катерину. Как обещал.
Прошло три дня.
Я успела обложиться газетами с объявлениями, вырезать телефоны компьютерных курсов, чтобы найти учителей поближе к дому.
Редактор издательства позвонил мне, как обещал, ровно через два дня и предложил заключить договор на оформление книги. Я согласилась не раздумывая.
Вечером позвонил пропавший Пашка.
- Машуня, привет, - сказал он гнусавым голосом.
- Привет, муж, - ответила я. - Куда пропал? Слетал с любовницей на Канары?
- Ага, и вернулся с ангиной.
Я встревожилась, по старой привычке засуетилась.
- Паш, ты чего? Серьезная болячка?
- Да нет, черт бы побрал! Просто все время из носа течет! Очень неудобно с документами работать.
Я хмыкнула и спросила:
- Ты домой-то собираешься? Или черт с ним, с домом, тебя и в Нефтеюганске неплохо кормят?
- Да уж получше, чем ты! - не удержался Пашка от легкого ехидства.
- Паш, я исправлюсь.
- Каким образом? Готовить научишься? Или по магазинам станешь ходить?
- И то, и другое, - бодро ответила я. И добавила: - Конечно, в свободное от основной работы время.
- Господи! - застонал муж. - Опять эта твоя работа! Маш, да брось ты ее на фиг! Посмотри, как погода портится! Ну какой смысл мучиться даром? А?
- Полностью с тобой согласна, - поддержала я. - Поэтому с набережной я уволилась. Тепляков подписал обходной лист.
- Что-о-о?!
- То, что слышишь, - весело ответила я.
Пашка немного помолчал.
- Ну-у… здорово, конечно. И что ты собираешься делать? Хозяйством займешься?
- Говорю же: в перерывах между основной работой.
- Маш, не пугай меня, - попросил муж. - Какой работой?
Я подняла руку к глазам и внимательно осмотрела свои ногти. Пора делать маникюр.
- Мне предложили иллюстрировать детскую книжку.
- Кто предложил?
- Редактор издательства.
Пашка помолчал. Потом неуверенно спросил: правда ли это? Услышав мой ответ, муж бурно возликовал:
- Машка! Я так рад! Слава богу, займешься настоящим делом, уйдешь с этой проклятой набережной, где, кроме бронхита, ничего не заработаешь…
- Ошибаешься, муж. Пять моих картин недавно ушли с молотка. Так сказать, косяком. - И добила мужа окончательно: - По двести долларов за штуку.
Пашка провалился в глубокое подполье. Настолько глубокое, что я не выдержала и позвала:
- Эй, муж! Чего молчишь?
- Я в полном ауте. Дай дух перевести. - Пашка немного помолчал и ревниво осведомился: - Слушай, жена, ты там ни с кем не закрутила? Что-то ты сильно изменилась! Такая решительная стала, самостоятельная…
- А ты хотел, чтобы я всю жизнь была домашней кошкой!
- Хотел! - нагло признался Пашка. И добавил без всякой связи: - Я же тебя люблю. Кстати, я завтра возвращаюсь.
- Да ты что! - обрадовалась я, все-таки я ужасно по нему соскучилась.
- Предупреждаю заранее, как полагается интеллигентному человеку. А то мало ли что? Вернусь не вовремя, увижу то, что мне видеть не следует.
Я подумала, что уже, слава богу, не увидит.
- Какой номер рейса?
Пашка назвал рейс и время прибытия. Я записала.
- Ну! - усмехнулся муж. - Может, скажешь что-нибудь на прощание?
Я на мгновение прикусила губу, а потом решилась:
- Я тебя очень люблю. Так соскучилась, передать не могу!
Пашка выпал в осадок. Не часто он от меня получает такие подарки.
- Что-что? Повтори, я не ослышался?
- Не ослышался!
- А почему ты мне раньше этого не говорила?
- Надеялась, сам догадаешься! - сердито ответила я и нажала кнопку на мобильнике.
Нечего глупости болтать, да еще и по телефону, за наши кровные денежки. Завтра наговоримся.
Я пошла на кухню, открыла холодильник, придирчиво осмотрела забитые полки. Все в порядке. Продуктов в холодильнике полно, обед готов, завтра куплю бутылку вина, и все - можно считать, что стол для банкета накрыт.
Я прошлась по квартире с тряпкой, сделала легкую влажную уборку. Постельное белье решила поменять завтра.
В общем, все в доме находилось в состоянии полной боевой готовности. Нужно придумать, чем бы заняться. Может, начать работать над иллюстрациями? Ах да! Я же еще не прочитала книгу! Автор выразил готовность рассказать мне сюжет в укороченном виде и описать героев, но я отказалась.
Первая работа волновала меня так же сильно, как первая любовь.
Кстати, а кто моя первая любовь? Смешно, но получается, что это Пашка. Втрескалась, дура старая, не прошло и тридцати лет со дня рождения!
Я прыснула.
Вышла в коридор, немного покрутилась перед зеркалом. Свет мой зеркальце, скажи…