Тошнота снова подступила к горлу.
- Да не дергайся ты так, - небрежно бросил Алексей и притянул меня за плечи, развернув к себе лицом, как котёнка. – Я же тебя люблю.
Он сказал это так бездушно. Что я с сомнением покосилась на него.
Кажется, девушки после этих слов должны чувствовать себя счастливыми, но я чувствовала только отвращение, головную боль и ломоту в теле. Как будто по нему проехались катком. Да. Совсем не так я себе это представляла. Но на тот момент мне казалось, что у меня толком не осталось и выбора, кроме как принять это. Ведь в следующую минуту Рогоцкий хмыкнул:
- К тому же не докажешь ничего. Все ведь видели, как ты жалась ко мне целый вечер. Улыбалась. Дразнила. Тебя же и посчитают шлюхой.
Я закрыла глаза, так и не сообразив, чем таким я раздразнила этого парня, что он проделал это со мной и оттолкнула его от себя.
6
Так и не добившись от меня ничего другого кроме слёз Рогоцкий тяжело вздохнул и, поднявшись наконец с моей кровати, вышел из комнаты громко хлопнув дверью. Будто бы это я его ещё и расстроила таким своим отношением ко всему произошедшему. А я ничего не могла с собой поделать.
После его ухода я подперла дверь стулом, хотя самое страшное со мной уже случилось. Снова подошла к своей постели. Всхлипнув, стащила с неё простынь. Сбросила одеяло и вторую подушку, провонявшую запахом Алексея, и опять улеглась на кровать лицом в свою наволочку. Между ног саднило. Внутренняя сторона бедер с проступающими на них синяками была перепачкана моей кровью. Я натянула пониже подол изодранного им платья, но выйти из комнаты, чтобы добраться сейчас до ванной и смыть всё это мне бы уже не хватило смелости.
К утру я смотрела в окно пустыми, сухими глазами с покрасневшими и опухшими веками. Всё мое представление о мире казалось перевернутым вверх тормашками. Я не понимала, как так могло получиться, что я оказалась такой бессильной перед чем-то подобным. Как так запросто кто-то смог сломить мою волю, пойти против неё? Смять. Уничтожить меня. И чувство неприятия этой чудовищной несправедливости заполнило от макушки до пяток. Разве справедливо это, что я обычная девчонка прячусь в этой комнате с посиневшими отпечатками чужих пальцев на своих запястьях, просто потому что в какой-то момент я оказалась слишком слабой? Справедливо что я даже не смогу никому пожаловаться на то что мои дурацкие глупые мечты о том, что однажды я выйду замуж, и у меня будет один единственный разбили в пух и прах и меня же и заклюют за это? Только посмей я кому-то об этом сказать. Я ведь часто видела, как относятся к таким девочкам по телевизору. Как над ними смеялись, оправдывая насильников. Почему-то всегда есть за что обвинить девушек вроде меня. А мужчины они ведь такие. «Вот у парнишки такие красивые глаза – он точно не мог никого изнасиловать». «Я бы замуж за него вышла». «Нет, ну этот точно не мог такого сделать, она просто его оговаривает». Я читала комментарии под подобными шоу и почему-то всегда находилось то, в чём можно обвинить женщину. То она одевалась не так. То напилась. То спровоцировала. То не так себя вела. А парень. Бедный, несчастный, симпатичный парень. Он никогда ни в чём не виноват!
Я же со своей стороны не хотела оказаться на месте этих затравленных девчонок. Мне было страшно, и я боялась оказаться на их месте. Мне было тошно. Мерзко. Я чувствовала себя оплеванной. Но всё что я в итоге сделала так это натянула на худенькие плечи большую толстовку, спрятав свои синяки и поплелась в ванную.
Столкнувшись в коридоре с Рогоцким, я замерла в панике, когда он с хамской улыбкой сказал это своё:
- С добрым утром, любимая.
Вместо достойного ответа я промолчала. Он опустил ладонь на моё плечо и меня передёрнуло от отвращения.
- Отстань, - я сбросила его руку и после молча съежилась под его взглядом. Теперь я вполне владела своим телом и мне проще было б умереть. В том числе и от страха. Чем вновь поддаться его напору. Рогоцкий, наверное, понял это по одному моему взгляду, направленному в его сторону. Так что просто отступил от меня, дав мне дорогу.
Я же открыла дверь ванной и заперлась в ней. По моим щекам опять потекли слезы. И забравшись в эмалированные глубины я терла себя мочалкой до красноты. Всё равно ощущая себя грязной. Слабой и никчемной.
…
Ещё несколько дней до появления матери я чувствовала себя как на минном поле. Днями я пряталась от Рогоцкого и запиралась в своей комнате. По ночам мне снились кошмары. И даже с приездом матери, которой я так и не решилась ничего рассказать мне не стало лучше. Только хуже. Особенно после того, как спустя ещё недели три меня начало мутить по утрам.