– Вообще-то Кей не родная моя сестра, – сказала Айви.
Боже, зачем она вдруг заговорила об этом?
– Да, я слышал от тебя, что вы были сводными сестрами. Одна фамилия… Значит, твоя мать вышла замуж за отца Кей и ты приняла его фамилию?
Зачем только она затронула эту тему?
– Да.
– И сколько тебе было лет?
– Мне было десять. Кей – четырнадцать.
– Она сказала, что ее отец умер, когда ей было шестнадцать. Еще одна ложь?
– Нет. Он умер через два года после того, как моя мать вышла за него замуж. Они погибли вместе – он и моя мать, – разбились на вертолете.
– Извини. Должно быть, это было для вас обеих тяжело.
Она кивнула.
– А кто потом заботился о вас? Что случилось дальше?
– Ничего, – сказала она тихо. – Нас отправили в приют. А потом, когда Кей исполнилось восемнадцать, она нашла работу и у нее появился свой дом.
– И ты стала жить с ней?
– Нет, – Айви прикусила губу. – Я осталась в приюте.
– И?..
И мир изменился для меня навсегда.
Но она не сказала этого. Ее жизнь – не его дело.
– Я думаю, – сказала она холодно, – что тебя должно интересовать только то, что связано с моей беременностью.
Она ожидала от него ответной колкости. Но Дамиан лишь удивленно поднял брови и грустно посмотрел на нее. Потом повернулся, протянул руку и нажал кнопку звонка.
Стюард, точно волшебный джинн из лампы Аладдина, появился буквально через секунду.
– Томас, – сказал Дамиан, – мы бы хотели на обед отварного лосося, зеленый салат с маслом и уксусом и запеченный картофель.
– Хорошо, сэр.
Опять он за нее подумал. За нее все решил. И за нее сделал заказ, будто она и говорить уже разучилась.
– Я вовсе не голодна, – сказала она резко. Никто не ответил. Никто даже не посмотрел на нее.
– А сначала, Томас, я бы хотел выпить стаканчик «Рислинга». И, пожалуйста, принесите мисс Мэдисон немного «Перье» и лимон.
– Я не хочу…
– Никакого лимона в «Перье»? Хорошо. Без лимона, Томас.
– Хорошо, сэр.
Айви нахмурилась и… промолчала. Но как только стюард закрыл за собой дверь, резко повернулась в сторону Дамиана и выпалила:
– У тебя что, проблемы со слухом? Я же сказала, что не хочу есть.
– Тебе нужно есть за двоих.
– Давно устаревшая чушь.
– Если у тебя хватит ума из духа противоречия морить себя голодом…
– Я вовсе не собираюсь морить себя голодом!
– Да, и вот что еще, – произнес Дамиан как ни в чем не бывало. – Надо будет начать заниматься греческим языком. Я найму репетитора.
– Мой язык – английский, – сказала она с раздражением.
– Твой дом теперь в Греции.
– Нет. Мой дом там, откуда ты увез меня. И он всегда будет моим домом. И я никогда не дам тебе забыть об этом. – Уже еле сдерживаясь, она тяжело дышала. – И если ты действительно думаешь, что я уморю голодом себя и своего ребенка…
– Моего ребенка, – поправил он ее холодно. – Не твоего.
На языке у Айви уже вертелся правдивый ответ. Слава богу, она так ничего и не сказала.
Они ели молча.
Айви пыталась представить, что еда не интересует ее, но голод брал свое. Ела ли она вообще что-нибудь с самого утра?
Наконец стюард убрал со стола и принес десерт. Два хрустальных фужера были наполнены темными вишнями с высокой шляпкой взбитых сливок. – Я никогда раньше не ела взбитых сливок, – призналась она.
– Рад, что ты оценила десерт. Ведь это же крем-фройше.
Как вкусно! Она съела все до последней вишенки, до последнего кусочка крема и…
И почувствовала на себе взгляд Дамиана.
Его глаза – горячие, влажные, почти черные от расширившихся зрачков – были прикованы к ее губам.
Жаркая волна нахлынула на нее, сдавленный звук вырвался из ее горла. Он вздохнул и посмотрел ей в глаза…
Дверь салона открылась. Томас, быстро переведя взгляд с Айви на Дамиана, замер у порога. Айви вскочила на ноги.
– Где… где здесь туалетная комната? Пожалуйста…
– В хвосте самолета, мисс. Я могу показать вам…
– Я найду сама, благодарю, – сказала она.
И исчезла.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ранним утром, еще до рассвета, самолет приземлился на аэродроме Миноса. Посадочные огни тускло мигали сквозь утренний туман.
Айви проспала почти два часа, положив голову на плечо Дамиана. Плечо затекло и онемело, но он ни за что на свете не сдвинулся бы и не потревожил ее сон.
Как могло быть так, чтобы он спал с женщиной – в буквальном смысле этого слова – и чувствовал себя на седьмом небе от счастья? Дамиан осторожно повернул голову, вдыхая ее запах. Шелковая прядь волос коснулась его губ. Он закрыл глаза и подумал: как хорошо было бы остаться здесь, пока она не проснется.
Но это невозможно. Пускай чуть позже, но им все равно придется вернуться к реальности. Но разбудить ее следует очень осторожно.
Он медленно повернул Айви на спину и, наклонившись, поцеловал в губы. Она глубоко вздохнула, и он снова поцеловал ее.
– Айви, – прошептал он. – Просыпайся. Мы уже дома.
Ее ресницы дрогнули, глаза открылись, все еще подернутые сонной пеленой.
– Дамиан?
Его имя прозвучало как нежный перебор струн.
– Да, это я, солнышко. Хорошо спала?
– Я… я не помню. Как мы здесь…
Ее глаза расширились – она наконец поняла, что находится не только в его объятиях, но и в его постели.
– Чего ты испугалась?
– Почему я в этой постели? Как оказалась здесь? Я не помню…
– Я принес тебя сюда. Ты так устала.
Она закрыла глаза. Открыв их снова, холодно взглянула на него.
– Позволь мне встать, Дамиан!
– Какое достижение, – он улыбнулся. – Ты начала называть меня по имени.
Она хотела что-то сказать, но он снова поцеловал ее. Она не ответила на его поцелуй, но он продолжал целовать, мягко двигаясь вдоль линии ее рта, и наконец она тихо застонала и раздвинула губы.
Как нежен был их поцелуй…
– Сэр? Нам готовиться к выходу или же мне сказать пилоту, чтобы он не выключал питание?
Сладостный момент был нарушен. Айви тут же отстранилась от него. Ее лицо пылало, губы припухли и раскраснелись от его поцелуев. Ему хотелось взять в свои ладони ее лицо и целовать ее снова и снова, чтобы она опять открылась ему…
Вместо этого Дамиан быстро встал и, не дав ей подняться, подхватил ее на руки.
Джип и шофер ждали их возле посадочной полосы. То ли его шофер обладал завидной невозмутимостью, то ли прибытие хозяина с женщиной на руках было для него вполне привычным зрелищем, но он и бровью не повел. Айви же, увидев шофера, уткнулась Дамиану в шею и закрыла глаза.
Дворец мягко светился теплым желтоватым светом. Как воспримет его дом Айви завтра? Дамиан уже знал, что при дневном освещении он казался многим слишком помпезным, подавляющим своими огромными размерами и мрачной красотой.
Самая древняя часть мраморного дворца была построена еще в четвертом веке. Противоположное крыло – в шестом. А центр здания датировался началом семнадцатого века. Точно гигантская птица, раскинувшая свои крылья, нависал он над крутым склоном западного побережья Миноса.
Массивные бронзовые двери широко распахнулись, и Эсиас, его дворецкий, одетый по всей форме, несмотря на столь ранний час, приветствовал их прибытие во дворец. Дамиан уже давно оставил надежду отучить его от этой привычки.
Эсиас служил еще у его деда, затем у его отца, а теперь вот у него. Разве можно спорить с иконой – иконой, не выдавшей ни единым движением, так же как и водитель, ни малейшего удивления при виде своего хозяина с женщиной на руках.
– С прибытием, Ваше Высочество.
– Эсиас…
– Могу ли я помочь вам?
– Нет, спасибо.
– Дамиан, – прошептала Айви ему на ухо, – бога ради, отпусти меня.
– Подожди еще немного.
В сопровождении Эсиаса он поднялся вместе с ней по широкой мраморной лестнице на второй этаж и пошел по длинному полутемному коридору, освещенному редкими светильниками, тускло мерцающими в полукруглых нишах.