— Очень здорово, что вы так озабочены судьбой своего несчастного товарища, это делает вам честь, но, откровенно говоря, пока не знаю, как вам помочь. Правда, сегодня на допросе я потребовал у следователя дать мне встречу с адвокатом и сообщить Юре, так зовут моего приятеля, что я нахожусь здесь. Если до него будет доведена такая информация, он пробьется через все преграды и примчится сюда, он такой человек. Вот тогда и можно будет с ним потолковать о вашей просьбе, но для этого надо знать фамилию вашего знакомого и в какой больнице он находится.
— Это не проблема, я скажу, да и покаянную записочку напишу ему.
— Хорошо. Теперь остается дождаться встречи с Юрой, — сказал Эди, сделав вывод, что «Иуда» до своего ареста через кого-то из минских знакомых навел справку о Шушкееве, если знает, в какой он больнице… Вполне возможно, что через того же Золтикова, о котором говорили Николай и Артем.
— Эди, есть еще одна задача — позвонить моей дочери в Москву и сказать, чтобы не волновалась за меня, мол, он пока сам не может связаться из-за занятости. Знаете, она у меня одна, других родственников нет. И Бизенко, изредка украдкой смахивая набежавшую слезу, долго рассказывал о дочери… и, подводя итог, заметил, что он сильно подвел ее, попав в тюрьму.
— Я не юрист, но мне кажется, вы сможете отделаться легким испугом, по крайней мере, двумя-тремя годами, — промолвил Эди, смотря на то, как реагирует на его слова Бизенко.
— Возможно, — задумчиво и растянуто произнес Бизенко, бросив взгляд на тумбочку, где стояла бутылка с минеральной водой.
— Вы не стесняйтесь, берите, — предложил Эди, проследивший за этим взглядом.
«Не очень-то обрадовала его нарисованная мной перспектива, — подумал Эди, наблюдая периферийным зрением за тем, как Бизенко наливал себе воду. — Непонятно, признал ли он свою вину на допросе? — мысленно спросил он кого-то невидимого и прикрыл веки, которые в следующее мгновение образовали над закрытыми глазами пурпурный свод с ярким огненным шаром в середине, пытающимся отчего-то уплыть за горизонт. Делая усилия удержать его в прежнем положении, он сам же ответил на свой вопрос: — Судя по тому, что сейчас говорит, вроде, признался. Вопрос лишь в том, как — сразу, чтобы следствие «глубоко не рыло», или после предъявления фотографий? Если после фотографий, то держится хорошо: как шпион он наверняка понял, что сам и его минские связи находятся под колпаком контрразведки. Тогда непонятно, с какой целью он просит меня через Юру навести справки о Шушкееве и, более того, передать записку. Ведь он же доподлинно знает, что направляет его прямо в руки чекистов, которые по логике вещей должны круглые сутки наблюдать за Шушкеевым. Мог бы дать стежку к Золтикову, он бы и дочери позвонил, и к Шушкееву сходил. Но «Иуда» отчего-то пытается действовать через постороннего человека. Неспроста все это, хотя можно допустить, что он не желает засвечивать Золтикова или приобщать его к своим делам. В любом случае, завтра с ребятами необходимо основательно прокачать эту ситуацию… Более логичной выглядит его просьба о звонке дочери, который может быть адресован как ей, так и другому человеку в качестве сигнала о своем провале. Как бы то ни было, этот звонок будет осуществлен только после предварительной проверки, кому он в действительности предназначается…» — рассуждал Эди, продолжая бороться с огненным шаром.
…«Вполне возможно, что все это задумано с целью прощупать меня, мол, как я отреагирую на его просьбы и возможные за это благодарности. По всей вероятности, сегодня ночью он еще раз обкатает в мозгах свои задумки и завтра придаст им более конкретную форму. Вот тогда и легче будет их анализировать, а сейчас необходимо накапливать наблюдения… При всем раскладе очевидно то, что «Иуда», как и следует шпиону, попавшему на крючок, начал активно играть свою вынужденную партию», — заключил Эди и открыл глаза.
«Иуда» встретил его «пробуждение» словами:
— Вы, словно каменный, в одной позе просидели пятнадцать минут, как вам это удается? Мне и пяти не усидеть.
— Я давно медитирую, это помогает восстанавливаться.
— Мне не удается, у меня постоянно не хватает времени, но дочь в отличие от меня — молодец, она занимается ритмическим дыханием и каратэ, — тепло промолвил Бизенко и задумался, а потом, словно опомнившись, поведал о том, что она серьезно увлечена восточной философией и историей Японии, Китая и Индии. Приводил примеры того, как она проявляла свои знания во время встреч с его многочисленными друзьями. При этом ни словом не обмолвился о бывшей супруге, что укрепило Эди в мысли о необходимости разобраться в причинах ее смерти… Много он поведал и о своей жизни, командировках за границу, не забывая между тем методично выспрашивать о тех или иных сторонах биографии Эди, которые могли бы ему позволить сформировать впечатление о нем, как о человеке, его планах и настроениях.