В какой-то момент я оказалась на той самой тропе, по которой все еще продолжали свое шествие толпы. Кто-то только намеревался наполнить свою посуду святой водой. Кто-то обрывая руки шел обратно. Люди непринужденно о чем-то болтали, смеялись, радовались, а некоторые даже пели. И я не стала беспокоить их случившимся. Ужас и боль, продолжали сковывать меня, но в большей степени я просто понимала, эти люди все равно уже ничем мне не помогут. Все наихудшее, что могло со мной произойти, уже случилось. Остальное не имело значения, так как лица парня я все равно толком не видела и появись он передо мной здесь и сейчас, я бы не догадалась что это тот самый монстр, разорвавший мое сердце, искалечивший мою жизнь и душу.
Добредя до дома, первым делом я отправилась в душ, что вполне предсказуемо. Только под струйками теплой воды я обнаружила, что по моим ногам все еще продолжали стекать кровь и сперма. Внизу живота все жгло. А когда без боли смогу сходить в туалет по большому, оставалось только догадываться. Упав в ванной на колени, я больше не стала сдерживать свой крик, который до сих пор время от времени раздается в моей голове. Когда-то я слышала нечто подобное в передаче о животных, там, кажется, от невыносимой боли выл раненый морской котик, или тюлень. Я выключила тот канал, так как тяжело переношу боль в любом ее проявлении. Но себя выключить было нереально. Я терпела издевательства, казалось, целую вечность, и эта вечность осталась в прошлом, которое было необходимо омыть слезами.
Первую неделю после случившегося я не выходила из дому. О встрече с женихом и речи быть не могло. Ему я сказала, что подхватила вирусный грипп и пока не вылечу, ему рядом со мной находиться не стоит. То же объяснение послужило причиной моего непоявления на работе. Дома же, я внимательно следила за местными новостями в ожидании сенсации о найденном в лесополосе молодом мужчине с перекушенной сонной артерией. Но ни через неделю, ни через две, ничего подобного не услышала. Может, его обнаружили, как только сошел снег. Может, его сожрали волки. А может, ему все-таки удалось выжить… Мне же хоть и удалось сберечь свое тело, душевно я была погребена под теми самыми сухими ветками, лежа на которых позволила подонку над собой поиздеваться.
Это мое первое убийство, в котором я не уверена. А вот второе стопроцентное, причем осознанное и безжалостное.
Я все еще продолжала «болеть», когда ощутила реальное недомогание. По утрам мне было тяжело вставать с постели. У меня пропал аппетит и обострился нюх, словно у ищейки. Все вокруг воняло и раздражало. Я постоянно ревела, не прекращая оплакивать свою судьбу. Когда же вдобавок ко всему этому меня начало подташнивать, в душу вновь пробрался ужас.
Так уж вышло, что с моим счастьем мне удалось забеременеть с первого и единственного раза. От подобной новости меня стало тошнить еще сильнее, но мыслей о том, чтобы позволить этому ублюдку появиться на свет, у меня не было. Ничего напоминающего хваленый материнский инстинкт во мне не взыграло. В момент, когда я приняла таблетки спровоцировавшие выкидыш, я даже немного жалела о том, что срок слишком мал и мне не пришлось прибегать к услугам гинеколога, который достал бы из меня это исчадье ада по кусочкам.
Все произошло быстро и почти безболезненно. Да, боль была немного сильнее чем при менструации, но все же не такой как при так называемом зачатии.
Зализывая в собственном доме раны, я прекрасно понимала что возврата к былой счастливой жизни быть не может. Мне больше не хотелось видеть своего жениха. Более того, любые мысли о близости с мужчиной, до сих пор не вызывают во мне никаких эмоций кроме отвращения и страха испытать еще хоть раз в жизни подобную боль. Мне больше не хотелось становиться ни женой, ни мамой. Мне даже жить не особо хотелось и если бы не моя собственная мама…
Однажды, в одну из бессонных ночей, когда я скорее бредила нежели спала, во сне, а может и наяву, мне явилась мама. Она не была той, которую я видела в последний раз в неподвижном состоянии лежащей в ящике оббитом черным бархатом. Она была молодой и красивой, а главное – живой.
- Доченька, мне на земле был отпущен слишком короткий путь, но я бы все отдала, чтобы продлить его. О чем же помышляешь ты? – Мама с упреком и глубокой печалью смотрела мне прямо в глаза, а в ее собственных я видела слезы. – Господь всемилостив и он не посылает человеку испытаний больше, чем тот может вынести. Верь в Отца нашего и в себя. Ты должна впустить в свою душу Бога, и он подарит тебе спасение. Остров Святой Иулиании, место, куда ты должна отправиться. А женский монастырь, носящий то же имя, станет твоим домом. Дочка, впусти в свое сердце Господа и продолжай жить. Человеческая жизнь бесценна и лишь слабые и безвольные люди сами отдают ее в руки дьявола. Знаю, ты у меня не такая. Отыщи Бога в своем сердце, и он возродит в тебе желание жить.
Мама исчезла. Я проснулась. Память прекрасно сохранила каждое произнесенное ею слово. По моим щекам стекали два теплых ручья.
- Спасибо, мама.
Встав с кровати я тут же принялась писать своему жениху прощальное письмо. Он был единственным человеком, заслуживающим хоть каких-то объяснений. С работой я распрощалась в телефонном режиме, слава Богу я работала всего лишь кассиршей в супермаркете, а не доктором занимающимся лечением раковых опухолей. Так что мое увольнение никого особо не испугало и не расстроило, а, скорее даже наоборот, ведь за последней зарплатой я не явилась. Не прошло и двух дней после маминого явления, как я оказалась у ваших стен, но для настоящего покаяния, как видите, мне понадобилось почти шесть месяцев.
К концу исповеди, Фаина вся дрожала, а ее лицо превратилось в безжизненный кусок мела. Она с головой окунулась в воспоминания и, казалось, заново пережила все, до единой секунды.
- Возможно ли простить детоубийство, батюшка? Простит ли Господь мне ненависть, от которой я не в силах избавиться? Захочет ли он видеть рядом с собой в Раю, ту, которая была готова укоротить себе жизнь?
Все то время что Фаина исповедовалась, батюшка Николай безмолвно вбирал в себя все ее слова. Он видел ужас и боль в ее глазах, но самое страшное знал их степень. Как бы ему того не хотелось, но это была не единственная на его веку жертва изнасилования. Фаина не была последней женщиной прибегнувшей к аборту. И самое главное, в этом он был абсолютно убежден, она не стала последней жертвой невыносимой душевной боли и отчаяния.
- Дочь моя, - старческие руки едва ощутимо прикоснулись к покрытой платком голове Фаины, - грехи твои не малые, но Господь все их простит ибо уберег от самого страшного – самоубийства.
Широко распахнув глаза, Фаина с надеждой в сердце и трепетом в душе, ловила каждое слово священника.
- Самый большой грех тебе не дал совершить посланный Господом ангел, в образе твоей матушки. Самоубийство единственный из смертных грехов, в котором невозможно покаяться и получить прощение. Все остальное простить в силах нашего Отца небесного, ибо не может не простить он детей своих искренне покаявшихся в деяниях своих грешных. Он всемилостив и простит тебя, я только подскажу тебе как и чем тебе стоит вымаливать его благословение. Распишу строгий пост. Укажу на те молитвы, которые тебе нужно будет читать. Тебе придется потрудиться, чтобы заслужить Господне прощение. Но, самый большой и долгий путь к прощению кроется в твоей душе. В первую очередь ты сама должна простить своего обидчика ибо «и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». И в первую очередь прости саму себя. Советую начать именно с прощения собственной души, а дальше станет легче. "Примите Духа Святого: кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся", — сказано об исповеди в Евангелии от Иоанна, глава 20, стихи 22-23.
Слезы медленно стекали по лицу Фаины и с каждой упавшей на холодный церковный пол каплей, она чувствовала маленькое облегчение. Очищение души началось, она чувствовала это и знала, батюшка Николай прав – Господь всемилостив, он обязательно простит ее. А она, сделает все, от нее зависящее, чтобы заслужить это прощение. Она не отправится в Ад, она обязательно встретится со своей матушкой на небесах. А еще, она ежедневно будет оплакивать своего не родившегося младенца который ни в чем не был виновен, разве только в выборе материнского чрева.