– Ох, – сказала девушка, – зря я разговорилась с вами. Питер сердится.
Из треугольного выреза платья она вытащила носовой платок, такой крошечный, что, казалось, им нельзя прикрыть даже почтовую марку, поспешно вытерла глаза и припудрила лицо.
– Продавщица сигарет! – вторично позвал Питер. Его голос звучал резко и нетерпеливо.
Несмело улыбнувшись Делле Стрит, девушка дотронулась до руки Мейсона и, слегка сжав ее, сказала:
– Мне сейчас здорово влетит.
– А вы не позволяйте, – сказала Делла Стрит. – Какое он имеет...
– Продавщица сигарет, немедленно сюда! – еще раз крикнул метрдотель.
– Спасибо вам большое, я хоть душу отвела.
И девушка ушла.
– Бедняжка, – сказала Делла.
Мейсон кивнул.
– Грудного ребенка продать, наверно, не так трудно, – адумчиво проговорила Делла. – Если тот тип выдал себя за отца и сказал, что мать девочки умерла или сбежала, то он наверняка нашел людей, желающих усыновить ребенка, и получил от них пятьсот, а то и тысячу долларов.
– За японского ребенка?
– А кто знает, что он японец? – возразила Делла. – Ты и то не догадался, что она японка, до тех пор, пока она сама не сказала. Чуть раскосые глаза и что-то в очертаниях лица... Она гораздо больше американка, чем японка.
Мейсон снова кивнул.
– Все это, кажется, ни капли тебя не тронуло, – с раздражением сказала Делла Стрит. – Почему бы тебе ей не помочь? Уж кто-кто, а ты мог бы это сделать, шеф. Разыщи девочку, сделай доброе дело.
– Для кого?
– Для матери и для девочки.
– А кто тебе сказал, что для девочки это такое уж доброе дело? Она, может быть, сейчас в хороших руках. А мамаша, которая работает в ночном клубе и щеголяет в столь открытом платье, что еще чуть-чуть и ее арестуют за непристойный вид...
– При чем тут платье? Она любит ребенка.
– Может быть, и любит, – сказал Мейсон, – но едва ли так уж сильно.
– Не поняла тебя.
– Со времени исчезновения ребенка прошло, наверное, не менее трех лет, – сухо напомнил Мейсон. – И вдруг ни с того ни с сего она подходит к двум совершенно незнакомым людям, посетителям ночного клуба, где она работает, и, рискуя быть уволенной, подсаживается к ним и начинает плакаться на свои беды.
– Все это так, конечно, – согласилась Делла Стрит. – Но ведь можно посмотреть на дело и с другой точки зрения... У нее это вышло случайно. Такое впечатление, что она держала свое горе при себе, пока могла, а сейчас ее прорвало.
– Небезынтересно, что случилось это после совещания в углу, состоявшегося сразу вслед за моим разговором по телефону.
– Да, верно. Она знает, стало быть, кто ты такой.
Мейсон кивнул.
– Знает, и поэтому пыталась заручиться твоей помощью. Но вид у нее был очень искренний, и... слезы были настоящие.
Мейсон взглянул на часы и сказал:
– Ну, если это еще не конец, мне бы хотелось, чтобы события развивались быстрей. В противном случае я просто не успею что-либо сделать сегодня. Я все вспоминаю голос этой женщины, такой испуганный, взволнованный. Хотел бы я знать, что там случилось, когда она так внезапно бросила трубку.
– К нам идет метрдотель, – сказала Делла Стрит.
Метрдотель, невысокий, полный, средних лет мужчина, учтиво поклонился и сказал:
– Прошу прощения.
– Да? – отозвался Мейсон.
– Вы Перри Мейсон, адвокат?
Мейсон кивнул.
– К сожалению, я не узнал вас, когда вы входили, но потом мне показали вас. Я неоднократно видел ваши фотографии в газетах, но... – он выразительно развел руками, – вы много моложе, чем я ожидал.
– Пусть это вас не тревожит, – с легким раздражением ответил Мейсон. – Кормят у вас отлично, обслуживание безупречное. Так что, пожалуйста, не извиняйтесь, что вы не узнали меня, и никому, кстати, не говорите, что я здесь.
Метрдотель бросил беглый взгляд на Деллу Стрит и заговорщицки улыбнулся.
– Ну, разумеется, – сказал он. – Мы здесь никогда таких вещей не делаем. Зачем лезть в чужие дела? Я позволил себе подойти к вам, только чтобы передать пакет, присланный на ваше имя. Меня непременно просили вручить его вам лично.
Сделав легкое, неуловимое движение рукой, он извлек откуда-то конверт, как фокусник достает маленького кролика из потайного кармана фрака.
Мейсон не сразу вскрыл конверт. Он положил его на стол и некоторое время изучал его. Конверт был длинный, из грубой бумаги, с надписью «мистеру Мейсону», сделанной явно второпях. Потом он холодно и твердо взглянул на учтиво улыбающегося метрдотеля.
– Где вы это взяли? – спросил он.
– Пакет был передан швейцару посыльным.
– Кто этот посыльный?
– Право, не знаю. Может быть, знает швейцар. Хотите, я его пришлю к вам?
– Да, пришлите.
На мгновение их взгляды встретились, глаза адвоката пристально смотрели в улыбающиеся, чуть насмешливые глаза Питера. Потом метрдотель отвел взгляд.
– Я его пришлю немедленно и надеюсь, что вы выясните все, что вас интересует.
Он поклонился и направился к дверям.
– Хотелось бы мне знать, – заметил Мейсон, глядя ему в спину, – каким образом наша загадочная клиентка обнаружила наше местопребывание.
– О, так это он и есть, – сказала Делла, увидев деньги и вырезку из газеты. – Тот самый пакет, что тебе должны были прислать.
Мейсон просматривал содержимое.
– Занятно... в основном мелкие купюры, по доллару, и покрупней, а две – по пятьдесят.
Он поднес деньги к носу, затем протянул пачку Делле.
Она понюхала и сказала:
– Довольно сильный запах. Это хорошие духи. Знаешь что, шеф, наверно, эта женщина собирала деньги по доллару, по два, иногда откладывала пять, а если повезет, случалось, даже пятьдесят. Она прятала их где-то в ящике комода вместе с носовыми платками, приберегая на крайний случай.
Мейсон кивнул, его лицо стало задумчивым.
– Могло быть и так, – сказал он, – накопив достаточно мелких денег, она обменивала их в банке, и таким образом здесь оказалось две купюры по пятьдесят. Крупные купюры прятать удобнее, и... сюда идут метрдотель и швейцар. Вложи деньги в конверт.
– Здесь нет твоего имени? – спросила она.
– Ни имени, ни записки, – ответил он. – Только деньги и вырезка из газеты. Поэтому она и звонила: хотела объяснить, что от меня требуется. Написать записку она, наверно, не успела. Просто сунула деньги в конверт и...
Он запнулся на полуслове – к столику подошли метрдотель и швейцар.
– Вот этот швейцар, мистер Мейсон.
Питер продолжал стоять, явно чего-то ожидая.
Мейсон протянул ему десятидолларовую бумажку.
– У вас отличное обслуживание, – сказал он.
Ловкие пальцы взяли бумажку, и она как бы растворилась в воздухе. В глазах метрдотеля теперь уже не было насмешки. Он держался почтительно.
– Счастлив служить вам, мистер Мейсон. В любое время, когда бы вы ни захотели прийти сюда, только спросите Питера, и столик будет вас ждать.
Швейцар, огромный мужчина в украшенной шитьем униформе, казалось, думал лишь о том, чтоб поскорей вернуться на свой пост, но его зоркие глаза явно успели заметить, какого достоинства купюра была вручена Питеру, и щедрость клиента, казалось, произвела на него должное впечатление.
– Ну, – сказал Мейсон, – расскажите-ка мне о посыльном.
– А что о нем рассказывать? – ответил швейцар. – Автомобильчик – так себе. Не слишком новый. Я подошел к машине, открыл дверцу и увидел, что там один человек и сидит он с таким видом, будто это не его машина. Я сразу увидел, что он не будет выходить, и подумал: наверно, хочет узнать дорогу. Что ж, ответить я могу, я не прочь, только ты хотя бы опусти стекло и крикни, что тебе там надо. Зло меня на таких разбирает. Ведь чаевых от них не дождешься. Открыв дверцу, он сунул мне в руку конверт и говорит: «Передайте это Перри Мейсону. Он в ресторане». Я помню, как вы ставили машину, – продолжал швейцар, – но я не узнал вас тогда, мистер Мейсон. Хотя имя ваше часто слышу, но... вы ведь впервые у нас? Верно?