Таким образом, Эмма должна была пожертвовать ребенком и пожертвовала им. Этого молодая женщина никогда не могла простить себе и, возможно, также и Кавалеру.
Шло лето, и они вернулись в Лондон. Кавалер решил всю неделю провести у больного старенького Уолпола. Он всерьез опасался, что видит его в последний раз, и задумал устроить в средневековом замке друга в Строберри-хилл удивительное шоу с участием своей возлюбленной. Она пришла в восторг от цветных витражей на окнах замка, от тусклого освещения внутренних помещений и с воодушевлением исполнила перед восхищенными хозяевами сцену сумасшествия из оперы Паизиелло — «Нина»[44]. По возвращении в Лондон Эмму ожидало письмо с предложением выступать в Лондонском оперном театре за гонорар в две тысячи фунтов стерлингов в год. «Скажите Джаллини, что вы уже ангажировались на всю оставшуюся жизнь», — с усмешкой посоветовал ей Кавалер и сам удивился, что сморозил глупость в такой непринужденной, элегантной форме.
В Лондоне у Кавалера были важные встречи в Королевском научном обществе и в Обществе любителей природы, побывал и на некоторых вернисажах и аукционах картин. Она же немало времени проводила у знакомого художника, мистера Ромнея, развлекая его рассказами о чудесной жизни в Неаполе. Он слушал ее с серьезным видом, продолжая рисовать; на этот раз она позировала ему при создании образа Жанны д’Арк, благо общественное положение Эммы пока еще позволяло выступать в качестве натурщицы. Молодая женщина лепетала без умолку, перескакивая с одной темы на другую безо всякого перехода. Попросила его передать наилучшие пожелания мистеру Хейли и сказать, что его сочинение о самоконтроле было ее настольной книгой, благодаря которой она научилась сдерживать свои страсти. Похвасталась, какая она теперь стала — настоящая леди, может говорить по-итальянски и по-французски, а также петь, и все любят ее, и даже сам неаполитанский король флиртует с ней и пожимает ей руки, но вреда он в мыслях не держит, а вот королева, о-о, какая королева! До чего же она чудесная женщина и замечательная мать, уже успела родить четырнадцать детей, но некоторые, увы, умерли. Король никогда не оставлял бы ее одну, заметила Эмма, но он мужчина и поэтому не может держать себя в руках и похаживает к молодым крестьянкам, работающим на королевской шелкоткацкой фабрике, расположенной на территории дворцового парка в Казерте; про крестьянок говорят, что они составляют его личный гарем. Сама она приходит во дворец по боковой лестнице или с черного хода, потому что… (здесь Эмма запнулась) ее не могут принимать официально, до тех пор пока она не замужем. Но они с королевой стали настоящими подругами, и жизнь у нее сложилась превосходно. Только вот изредка она с тоской вспоминает Чарлза, который так и не женился на богатой наследнице и остается одиноким, а мужчине быть одиноким никак нельзя. Хотя Чарлз все еще занимает свое место в парламенте, а его коллекция драгоценных камней просто замечательная, он продолжает вести дела имения Кавалера. А если он будет испытывать финансовые затруднения, то она попросит Кавалера помочь ему каким-нибудь подарком или дать немного денег в долг, что могло бы…
Ромней, тщательно вырисовывая ее блестящие рыжеватые локоны, оторвался от портрета и, заразившись щебетанием натурщицы, начал рассказывать о своей прошлогодней поездке в Париж, где встречался с выдающимся художником по имени Давид, который поставил свое искусство на службу революции (сам Ромней недавно написал портрет Томаса Пейна, одного из тех, кто сочувствует революции), и что он должен признаться, в надежде на благоразумие своей старой подруги, что революционеры и их идеи оказали на него глубокое воздействие. Вот, к примеру, объяснял Ромней, революционеры хотят внедрить раздел наследства, сделать возможными разводы, объявить рабство вне закона, а все реформы, за которые выступают здравомыслящие люди, давно уже назрели. И молодая женщина, всегда отличавшаяся обостренным чувством справедливости, тут же согласилась, что все идеи действительно полны благородства и великодушия, и быстро стала его единомышленницей. В самом деле, почему это все наследство родителей обязательно переходит к старшим сыновьям (и обрекает младших, вроде Чарлза и Кавалера, на пожизненную погоню за деньгами), и с какой это стати люди, не переваривающие друг друга, не могут вступить в новый брак и стать счастливыми. Ну и, конечно же, разве есть на свете что-либо омерзительнее рабства: она много слышала про ужасную жизнь рабов на Ямайке, где наладил гнусную торговлю живым товаром один из племянников Кавалера, став владельцем большинства плантаций сахарного тростника на острове и самым богатым человеком в Англии. Со всеми этими безобразиями она никак смириться не может. Не только сами идеи справедливости (никто до Ромнея не объяснял их так доходчиво), но и то, с какой убежденностью и страстью он говорил об очистительном пламени революционной свободы, которое сожжет омертвелый лес старого общества, заставили учащенно биться сердце молодой женщины — ее всегда увлекали пыл и темперамент. А все слова художника звучали настолько убедительно и прекрасно, что если бы возлюбленная Кавалера подольше оставалась в Лондоне, то, по всей видимости, тоже стала бы тайно поддерживать революцию, по крайней мере, на какое-то время.