— По-твоему, ты выступила менее удачно? — огрызнулся Марк. — Милиционерша балаганная! Тебе еще повезло, что попались такие лопухи. Надо же, поверили! Да скорее уж Прошку можно принять за святого отшельника, чем тебя за лейтенанта милиции.
— Старшего лейтенанта, — уточнила я и въехала по брюхо в жидкую грязь.
— Марк, не отвлекай Варьку разговорами, — отверз уста Леша. — Она за рулем.
— Если бы меня отвлекали ваши разговоры, мы все давно уже пребывали бы в царствии небесном, — проворчала я, включая дворники, поскольку ветровое стекло стало напоминать расцветкой леопардову шкуру. — Или в геенне огненной.
Евангельская терминология направила мысли моих спутников к нашему бессловесному пассажиру, и в салоне повисла тяжелая тишина. Первым нарушил ее Марк:
— Ты знаешь, куда ехать?
— Да. До моста и по набережной. Где-то в районе Павелецкого будет больница, там два года назад лежала Лида. Номера я не помню, зато помню тамошний бардак. Можно хоть вагон с трупами оставить, никто и глазом не моргнет. Единственная сложность — проехать в ворота. Но, кажется, я догадываюсь, как ее преодолеть. Словом, молитесь, чтобы по дороге туда нас не остановил постовой, а там как-нибудь прорвемся.
Не знаю, услышал ли Бог наши молитвы, но милицию мы не встретили. После получасовой езды по набережной я увидела впереди длинную чугунную ограду и остановила машину.
— Ты куда? — нервно спросили Леша с Марком, когда я открыла дверцу.
— Нужно замазать номера грязью. Иначе привратник сообщит куда следует о нашем прорыве.
Чего-чего, а грязи в ноябрьской Москве хватает. Далеко ходить мне не пришлось. Через минуту обе таблички с номерами покрывал ровный слой густой коричневой субстанции, а я вытирала руки ветошью из багажника. Еще через пять минут мимо нас проехала, сигналя о повороте, «скорая помощь», и я медленно тронула «Запорожец» с места. Мы поравнялись с воротами больницы как раз вовремя. Белый фургончик «скорой», мигнув задними огнями, скрылся за длинным больничным корпусом, и створки ворот медленно тронулись навстречу друг другу. В тот же миг я резко вывернула руль и нажала на газ. «Запорожец» шальным зайцем метнулся в сужающуюся брешь и, натужно тарахтя мотором, рванул вслед за «скорой». Я покосилась на зеркало и успела заметить, как из привратницкой будочки выскочил старик в тулупе и истово погрозил кулаком нам вслед. Но мы уже вильнули за угол.
— Не погонится? — тревожно спросил Леша.
— Ему нельзя отходить от ворот, — бросила я через плечо и притормозила.
«Скорая помощь», обеспечившая нам доступ на территорию больницы, остановилась на круглой площадке перед центральным входом в длинное здание. Едва ее мотор заглох, правая передняя дверца распахнулась, чернявый парень в белом халате спрыгнул на мокрый асфальт, торопливо преодолел несколько метров от машины до крыльца, взбежал по ступенькам и позвонил. Тем временем открылись и задние двери фургона. Несколько секунд там ничего не происходило, потом внизу показались ноги в черных ботинках, и из-за дверцы выступил дюжий мужик, сжимающий в огромных кулачищах ручки носилок. Секунду-другую он стоял неподвижно, потом под дверцей появилась еще одна пара ботинок, и оба санитара с носилками устремились к стеклянным дверям, которые уже открыла чернявому доктору немолодая особа в белом. Вся группа исчезла в недрах вестибюля, но немолодая особа перед исчезновением задержалась, очевидно сражаясь с замком.
— Ну и как же ты рассчитывала протащить в это заведение вагон с трупами? — холодно осведомился Марк.
Я почесала в затылке.
— М-да. Но кто бы мог подумать, что приемный покой у них охраняется не хуже Мавзолея? Видели бы вы, что творится в палатах! Медсестер не докричишься, санитарок не найдешь днем с огнем, посетители заявляются в любое время и в любых количествах, прямо в верхней одежде, пациенты распивают на лестницах всякую дрянь, а иногда и просто валяются где попало в пьяном бесчувствии… А может, и не в пьяном, только никто не берет на себя труд проверить.
— Тогда зачем нам приемный покой?
— В любом другом месте на нас наверняка обратят внимание. Здесь, как видишь, пустынно, а по лестницам и коридорам шастают посетители и больные. Последние отличаются нездоровым любопытством — должно быть, из-за острой нехватки других развлечений.
— Придется рискнуть, — угрюмо объявил Марк. — Едва ли тетушка из приемного покоя не выкажет любопытства, когда мы предъявим ей Мефодия.
— Погодите, кажется, у нас есть более безопасный вариант, — сообщила я, трогая с места машину.