Выбрать главу

— А я вот думаю о нашем французе. Он для себя все просто решил. С самого начала они были вместе, он и Танк. Помнишь, они только спросили: «Коммунисты принимают участие в восстании?» Он даже не успел хорошенько разобраться во всей этой галиматье. Для него вопрос был решен. Твои парни любили его. Приносили ему какие-то банки с консервированными языками, хотели удовольствие ему доставить, думали, он как-никак к иной пище привык. Уснул француз и не проснется. Слизнул его огонь. Слизнул, как корова букашку языком…

Окна квартиры на первом этаже, где разместился отряд Стаха, были распахнуты настежь. Ночь стояла звездная и теплая. Лучи прожекторов пронизывали тьму, шарили по стенам, лениво вылизывали их. Адмирал и Флорек в два голоса пели песню польских коммунистов:

Жилец чердачный из Банёхи и с Блоня безземельный брат панам заявят: «Эти крохи…»

Люди у костров умолкли. Потом Стах и Кася услышали, что ребята просят Танка спеть им что-нибудь. Коверкая польские слова (им казалось, что они говорят по-русски), они просили, чтоб он спел им грузинскую песню о любви. Песня эта особенно нравилась им, хотя слов они не понимали и никак не могли запомнить ее сложную восточную мелодию. В капризных переплетениях этой мелодии извивалась хватающая за горло тоска, необъятная, как горная: громада.

— Сегодня я спою вам другую песню, — сказал Танк. Его чистый, красивый голос как птица летел из окна и устремлялся вверх, заслоняя своими крыльями двор, он летел над головами Стаха, Каси, над кострами, где сгрудились люди, вылезшие из подвала.

Пройдет товарищ сквозь бои и войны, Не зная сна, не зная тишины, Любимый город может спать спокойно и видеть сны…

— Эту песню любил француз, — шепнула Кася, — поэтому он ее и поет.

Стах встал и потянулся.

— Пойду к Дыре на второй этаж, — сказал он. — Ночью, видимо, будет тихо. Уж очень они нас за день измотали атаками. А мы у них три танка сожгли. За один день не так уж плохо.

Старое здание пороховой башни обрастало скелетами обгоревших машин, как вековой дуб — черными наростами трутовика.

— Опять пить будешь. Я видела, как Дыра варил с сахаром вино, которое они на кусок конины выменяли у доминиканцев. Целый котел этого красного уксуса притащили. Я знаю, ты будешь пить. Конрад говорил, что ты в последнее время много пьешь.

— Тоже нянька нашлась! — возмутился Стах и ушел, даже руки не подав на прощанье.

А Кася так ждала этого, ведь при рукопожатии можно заглянуть в глаза…

Спустя два дня штаб АК участка «Север» отдал нелепый приказ — перевести часть раненых в костел святого Иакинфа, чтобы разгрузить переполненные больницы. Раненых перенесли ночью. На следующий день под вечер налетели бомбардировщики и сбросили несколько бомб. Бомбы пробили тонкие, как картон, своды и врезались в пол. Немцы уже тогда применяли бомбы замедленного действия. Раненые лежали на носилках, впритык друг к другу во всех нефах. Те из них, которых не засыпало кирпичами, жили еще в течение девяти секунд, пока не грянул ужасающей силы взрыв, окончательно обрушивший своды костела. Храм стал похож на огромный, выкрошившийся изнутри зуб.