Рая стала думать о своей жизни в прошедшем времени, и ей было уже немного легче. И хотя она пока еще не могла порвать ни одной нити с прожитым и вся еще была там, уже начала тихо просыпаться давно забытая радость душевной и физической свободы распоряжаться собою. Рая по крупинке, по шажку припоминала это удивительное и, казалось, навсегда забытое чувство. Когда-то оно, едва народившись, тут же угасло в ней, а теперь память благодарно возвращала его.
Чем больше она прислушивалась, тем яснее понимала, что это чувство душевной и физической свободы связано не только с самыми ранними ее девичьими годами, но и с Левой Вишневским, в чем она боялась признаться себе. Именно с ним, тогда мальчишкой-десятиклассником, она впервые почувствовала радость своей свободы и даже какой-то власти над чужой судьбой. Тогда Рая испугалась этого чувства. Ей, конечно, хотелось перед своими подругами показать себя и сильной, и властной. Она на глазах у всех разыгрывала неотразимую девушку, которая может с парнем сделать все, что захочет. Но когда Рае случалось остаться с Левой вдвоем, с нее слетал этот наигрыш, она терялась, не знала, что ей говорить, что делать. Лева так обезоруживающе смотрел на нее и так затаенно молчал, что она робела и тут же бежала на люди.
Все это быстро забылось, потому что пришло другое, совсем непохожее чувство, где ее личная свобода и власть над кем-то другим казались смешными и ненужными. Зачем они ей, когда Рая с Олегом стали одним существом, когда кто-то будто перемешал их и слепил заново, поделив в них все поровну. Ей не нужна была эта свобода, и она отодвинула ее в самый дальний угол и забыла.
А вспомнила через много лет и то только так, без всякого сожаления, и, может быть, потому, что на горизонте опять появился Лева. Это случилось лет через семь после ее замужества, когда Вишневский перешел в их институт.
Неужели права Оля, когда говорит, что Лева мешал им жить? Чепуха. Как только появился Олег, она сразу забыла о Вишневском и не вспоминала никогда, пока тот не оказался в их институте. Да и тогда, когда она увидела Леву, отношение к нему было уже другим, житейски спокойным. Она сразу поставила его в ряд тех школьных и институтских ребят, которые когда-то вздыхали или ухаживали за ней. «Такое бывает в жизни каждой девушки, — думала она, — тем более если она еще и недурна собой. Увлечения молодости так и остаются увлечениями, а замуж мы выходим за других».
И все же откуда это забытое чувство свободы и почему оно связано с Левой? Оно просыпается в ней сейчас, когда Рая решила расстаться с Олегом. Но при чем тут Лева? Какой Лева, когда у нее двое детей?
Так она думала в тот вечер, отстранив от себя мужа, думала о себе и о детях. Конечно, дети — они ее жизнь, их ни в мыслях, ни наяву не оторвешь от себя. Но ведь есть у нее и своя, личная жизнь.
Что происходило с ней тогда? Она и до сих пор не могла понять, только знала, что было легко и хорошо, будто шагнула в свою юность, в те далекие солнечные дни, когда тихая радость входит в тебя вместе с утром, ты проснулся и уже счастлив, что ты есть, что живешь.
Раино сердце ответило в тот вечер на зов юности, потому что Лева был оттуда, из той незамутненной страны.
Вишневский острил по-мальчишески дурашливо, они вспоминали смешные истории из школьной жизни, такой далекой и близкой, будто это было вчера.
— Помнишь физика?
— Отца Федора?
— Ага. Ой, забавный старикан был…
— А помнишь, как мы подрались с Мишкой Ковалевым на его уроке? Ну как же. Стоит отец Федор спиной к классу и колдует со своими весами, рвет бумажки и уравновешивает тарелки. Знаешь, как он мог отключаться, когда что-то делал.
— Еще бы…
— Ну вот. Мы толпимся тут же. Меня толкнул Мишка, я его. Он меня. Пошла у нас легкая потасовка. Ударим друг друга и поглядываем на отца Федора, вот он нас разнимет. А он никакого внимания. Потасовка перешла в драку. Из носов кровь уже, а он все свои бумажки рвет. Девчонки завопили, наконец-то он повернулся к нам и говорит: «Вон из класса! Вас и на минуту нельзя оставить…»
Рая не помнила этого случая, но хохотала, представив себе, как их невозмутимый учитель физики спокойно рвет бумажки и бросает на весы, а потом, мягко повернув голову, сокрушенно бросает: «…На минуту нельзя оставить…»
Они смеялись, а затем шли танцевать, и Лева вновь вспоминал забавную историю из жизни их класса, и опять нельзя было удержаться от смеха. Лева умел так рассказывать, что все, что с ними случалось, было нелепо и смешно.