Теперь наш катер совсем умолк. Заклинило и мою турель. Ближе всех к нам был сторожевой катер. Видя нашу беспомощность, он нахально лезет и поливает из пулеметов. Меня взяла такая злость, что я вновь ожил. Что произошло, я так и не понял, но врезал такой длинной очередью, что вражеский катер задымился…
И снова на нас налетел огненный смерч. Корабли ударили из орудий. Меня опять ранило в кисть левой руки, а затем разбило предплечье правой. Боль такая, что пошли кровавые круги в глазах. Рука одеревенела, не слушается. Сцепив зубы, жму на гашетку левой рукой, она еще может кое-что Одна короткая очередь. Передышка. И опять очередь… Еще. Но это уже не стрельба… Скоро осколком снаряда пулемет разбило.
В носовой части катера разрывается снаряд, и воздушной волной кого-то сбрасывает за борт. Командира вновь ранило, и он приказывает мне спуститься к радисту и сообщить по радиофону обстановку на катере.
Из моторного отсека, через второй люк, что находится в рубке под нашими ногами, вырывается пламя. Переваливаюсь через него и ползу к радисту. За моей спиной грохочет взрыв. Снаряд угодил в рубку, командир упал.
…Радист жив. Я диктую:
«Командир убит. Моторы вышли из строя. Личный состав тонет. Прощайте!»
Выбираюсь на палубу. Катер встряхивает будто в смертельном ознобе, а снаряды продолжают бить в его изрешеченные борта. Он уже осел и накренился почти до самой палубы, и через нее перекатываются волны. Теперь наш счастливый ТК-13 можно добить всего одним точным попаданием. Но гитлеровцы прекратили стрельбу, видно, хотят взять нас на буксир.
«Надо взорвать катер. Доползти до подрывных патронов. Взорвать… — путаются мысли в затуманенном мозгу, — патроны там, в рубке…» — Ползу к развороченной взрывом рубке… Сознание угасает…
Пришел в себя в море. Видно, от холодной воды или от боли. Спасательный пояс сполз под руки, но утонуть не дает. Открываю глаза и вижу, что фашисты подходят к нашему катеру и заводят буксир. И вдруг полузатонувший катер заваливается на корму, становится почти торчком и погружается в море.
Молодец, счастливый ТК-13, не дается в руки фашистам!
Немцы еле успевают обрубить конец буксира.
И опять провал в памяти. Очнулся от ударов головою о борт. Словно сквозь сон слышу приглушенный галдеж чужих голосов и треск разрываемой одежды. Это меня цепляют опорными крюками. Хлебаю воду, хочу утонуть… И вновь словно лечу в долгую пропасть. Лечу и никак не могу долететь до дна. Открываю глаза уже на палубе. Лежу, кажется, под брезентом, на который что-то с грохотом падает. Прислушался. Рядом бьет пушка, а это сыплются гильзы. Они ударяют и по моему телу. Лежу в каком-то оцепенении, не в силах пошевелиться. Язык, огромный, сухой, заполнил весь рот.
Потом тело взрывает боль, будто его начинают перемалывать жернова и одновременно в него вонзают сотни раскаленных игл. Зубы стучат с такой силой, что кажется, если бы во рту не было этого огромного, разросшегося языка, они уже давно бы высыпались. Опять накатывается что-то тяжелое, живот сводят спазмы, под меня течет вода — та, которой я нахлебался… И вновь беспамятство.
Прихожу в себя от нестерпимой боли. Палуба дрожит, передавая вибрацию моему пылающему телу. Особенно нестерпимая боль в предплечье. От нее-то я, видно, все время и теряю сознание. Она же и возвращает мне его! Предплечье перебито. И еще я помню, как страшно затрещали кости ног, когда меня швырнуло волной взрыва и ударило о развороченную рубку. Надо как-то повернуться и найти такое положение, чтобы в предплечье не цеплялись друг за друга перебитые кости. Переваливаюсь и опять теряю сознание…
А катер это, видно, тот, по которому я стрелял. Не смог… На нем была пушка… Идем на большой скорости. Пушка оглушительно гремит, с лязгом сыплются гильзы. Надо подползти к борту и скользнуть в море. Подо мною липко. Это моя кровь. Страшная боль оглушает меня. Я кричу. Это упала гильза снаряда на раздробленную руку.
Откуда-то сбоку слышны сильные взрывы. Видно, подошли наши катера и самолеты… Рвут конвой на части. Стараюсь приподнять голову и посмотреть, что же там творится. Голова, как чугунная, бьется о стальную палубу в такт ударам двигателей.
Около щеки что-то теплое. Будто кто-то погладил меня… Это вытекает кровь из моего разбитого предплечья. Стало так жалко себя, что из закрытых глаз потекли слезы. «Если бы знал отец, где я и что со мною… Если бы…» Слезы текут и вроде успокаивают мою боль. Все становится безразличным. «Вот так, наверное, умирают люди…»