И, обращаясь к Самарину:
— Верно я говорю?
Андрей кивнул головой. Борис Ильич продолжал:
— Как видите, задачи решаем малые, локальные, фантазий не разводим.
Данчин сидел, подавшись вперед, положив ладони лопаты на колени.
Бригадир крепильщиков не проронил ни слова и ишь изредка поворачивался назад и взглядывал на Самарина, словно бы желая убедиться, тут ли сидит нужный ему человек.
Селезнев, напротив, вел себя неспокойно. Он хоть и внимательно слушал Каирова, но все время ерзал на стуле, откидывался назад, всплескивал руками.
— На других пластах давно комбайн работает, — заметил Селезнев, едва скрывая раздражение.
— «Атаман» норовист, кровля слабая, тут нужна особая машина, — говорил Борис Ильич, нажимая на каждое слово.
Начальник шахты не соглашался с доводами Каироа, но и не протестовал. Он, правда, не скрывал своего несогласия, но почему–то не считал нужным возражать собеседнику. И когда Каиров кончил, Селезнев хлопнул ладоши, сказал:
— Ладно! Вы нам только об одном скажите: когда будет электронная машина?
— Милый!.. — протянул Каиров. — Она еще в чертежах только да в наших головушках, — показал жестом на свой лоб и на Самарина.
— Ладно! — повторил Селезнев.
Кивнул Каирову, Самарину, направился к выходу. Было видно, что беседой начальник шахты остался недоволен.
На этот раз Каирову не удалось поговорить с Самариным — начальника лаборатории вызвали к директору института. Условились встретиться после обеда. Но в третьем часу Борис Ильич пришел в лабораторию бледный и взволнованный.
Андрей вошел в кабинет вслед за начальником. Борис Ильич выдвинул ящик стола, склонился над ним. Перебирал бумаги. Он слышал приближающегося к нему человека, но не в силах был поднять на него глаза. Он только что узнал имя человека, с которым Мария «познакомилась на море», им оказался Самарин.
А тут еще и он, виновник происшедшего, торчит перед столом.
Чтобы не казнить себя беседой с Самариным, Каиров., как только мог в эту минуту вежливо, сказал:
— Вы меня извините, я сегодня нездоров и сейчас поеду домой. А вы пока работайте по своему плану. Потом мы обо всем условимся.
И Каиров глубже склонился над ящиком письменного стола.
Глава четвертая
1
Гудевший, словно пчелиный рой, зал затихает. По коврам раздаются торопливые шаги запоздавших зрителей. «Позвольте пройти!», «Извините, пожалуйста». И снова тишина. Ее нарушает лишь нестройный хор скрипок: музыканты пробуют и настраивают инструменты.
Самарин любит эти минуты ожидания. В такие минуты и зрители сродни артистам. Ведь они пришли не только посмотреть, но и показать себя. Все они, и в перовую очередь женщины, прежде чем сесть в эти кресла, долго и тщательно наряжались дома, потом в театральном вестибюле прихорашивались перед зеркалом, затем в ожидании звонков важно и торжественно ходили по кругу. На них смотрели знакомые и незнакомые люди, им говорили комплименты, они приятно улыбались, дамы уверились в том, что выглядят хорошо, молодо, красиво, что такими красивыми они будут оставаться долго, может быть, всегда. Именно поэтому теперь, в последние минуты ожидания, так беззаботны и счастливы их лица, таким восторгом светятся глаза.
Андреем владело нетерпенье. Он сидел в пятом ряду: ожидал начала спектакля. Это была первая постановка, в которой после отпуска играла Мария. Разумеется, Андрей не мог пропустить случая встретиться с Марией хоть таким образом.
Для него Мария открывалась с другой, неизвестной стороны, и он не знал, какой она окажется здесь, в мире искусства — в чужой для него, таинственной, непонятой жизни. Мария — артистка! Еще там, на море, он чувствовал недюжинность ее натуры, необычность, непохожесть на других, но ему не приходило в голову заподозрить в ней профессиональную актрису. Прояви на интерес к Андрею, будь поближе, подоступней, он бы не испытывал никакой тревоги. Ну что ж, артистка как артистка. Ничего особенного! Пожалуй, электроником стать не легче. Впрочем, даже мысленно он не нагревался никого сопоставлять, сравнивать с собой, он вообще не был тщеславен. Но ему было интересно, любопытно получше знать, что за человек Мария.