— А что делали вы на синоде в Витби, сестра? Я уже слышал, что там был спор между верующими о том, соблюдать ли обычаи Рима или ваши, ирландские. Я ошибаюсь, или в самом деле представители Рима одержали победу в споре, и это побудило ирландских делегатов уйти?
Фидельма не обратила внимания на насмешливую нотку в его голосе.
— На синоде я помогала людям нашей церкви советами касательно закона.
Брови епископа поднялись в изумлении.
— Вы? На синоде?
— Да. Я не только монахиня, но также и доули суда брегонов Ирландии. Я ученый защитник обычного суда Сенхус-Мора и суда справедливости, что действуют в нашей стране.
Лицо Геласия приняло недоверчивое выражение.
— Стало быть, по обычаю ваших королей женщинам позволено быть защитниками в судах?
Фидельма равнодушно пожала плечами.
— У нас женщины могут заниматься любым делом, в том числе управлять страной и вести свой народ в битву. Кто не слыхал о Махе Рыжеволосой, нашей величайшей королеве-воительнице? Однако здесь, в Риме, я слышала, женщин не почитают равными мужчинам.
— Да, в этом можете быть уверены, — с чувством ответил Геласий.
— Неужели правда, что в Риме ни одна женщина не может надеяться, что ей позволят выступать прилюдно?
— Правда, разумеется.
— В таком случае это странное государство, коль скоро оно отказывается от тех даров, которыми наделена половина его населения.
— Оно не более странно, милая сестра, чем то общество, где женщины равны с мужчинами. В Риме, как вы сможете заметить, отец и муж имеет полную власть над всеми женщинами в семье.
— Тогда удивительно, что я могу спокойно ходить по улицам этого города, и никто не попрекает меня за бесстыдство, — усмехнулась Фидельма.
— Ваше облачение требует того же уважения, что и stola matronalis — покрывало замужней женщины, так что вы можете посещать не только церкви и монастыри, но и театры, лавки и суды. Однако эти привилегии недоступны тем, кто не носит одежды монахини и не замужем. Девицам не следует удаляться от отчего дома. При всем этом знатные женщины вправе обсуждать хозяйственные дела, но только в стенах своих дворцов и только через посредничество мужа или отца.
Фидельма мрачно покачала головой.
— Невеселый это город для женщин.
— Это город благословенных святых Петра и Павла, что принесли свет во тьму нашего язычества, и этот свет был дан Риму, чтобы мы озарили весь мир.
В голосе его звучала гордость, пожалуй, даже чрезмерная. Откинувшись в кресле, он разглядывал девушку. Геласий был человеком своего сословия, своего народа, своего города.
Фидельма ничего не ответила. Ей хватало ума понять, что порой слова могут закрыть перед тобой двери.
— Стало быть, ваше путешествие прошло без неприятностей? — продолжил разговор Геласий.
— От Массилии наш путь был спокоен, только однажды, когда на юге показался парус, капитан так испугался, что корабль чуть не налетел на скалу.
Лицо епископа помрачнело.
— Это мог быть корабль арабских последователей Магомета, из тех, что бороздят Средиземное море и постоянно нападают на наши корабли и грабят порты нашего императора Константина. Хвала Господу, что ваше судно счастливо спаслось от них. — Помолчав, он спросил: — Вы уже устроились тут, в нашем городе?
— Да, благодарю вас. Я остановилась на маленьком постоялом дворе неподалеку отсюда, рядом с капеллой Святой Евпраксии на Виа Мерулана.
— А, тот, что держит диакон Арсений со своей доброй супругой Эпифанией?
— Именно так.
— Очень хорошо. Я буду знать, где вас искать. А теперь давайте посмотрим послания от Ультана Армакского.
Фидельма вздернула точеный подбородок.
— Они предназначены только для очей Его Святейшества.
Геласий недовольно сдвинул брови. Поймав смелый взгляд зеленых глаз, он вдруг словно передумал и кивнул с улыбкой.
— Вы совершенно правы, сестра. Но правила таковы, что эти письма должны сперва проходить через мои руки, так как моя должность — номенклатор. Я также должен рассмотреть устав, который вы привезли на благословение Его Святейшеству. Это входит в мои полномочия, — добавил он язвительно.
Сестра Фидельма достала из широкого рукава несколько свитков пергамента и протянула их епископу. Он развернул их, пробежал глазами и отложил в сторону.