====== Пролог. ======
Четырнадцатилетний, но уже седой мальчишка отчаянно кусал губы, пытаясь не засмеяться в голос.
— Что? Если я плохо вижу, из меня можно делать посмешище? — взрослый мужчина усиленно делал вид, что он страшно раздражён, разглядывая мутные чаинки на дне кружки и думая одновременно ещё и о чём-то своём.
— Но почему именно эти очки? — Аллен с трудом сдержался от того, чтобы хмыкнуть. — Маскировка, да? — второй вопрос прозвучал уже на грани серьёзности.
Тикки Микк, а именно так звали стоящего у стола и рассматривающего чаинки португальца, подумал о том, что этот малец слишком сообразителен для своего возраста. Оглянулся, стараясь не задерживать взгляд на хрупкой фигурке, растянувшейся на широком деревянном подоконнике, лениво подставляющей розоватые щёки яркому солнцу. Серые глаза казались расплавленным серебром высшей пробы и смотрели настолько хитро, что мужчина с трудом удержался от желания подойти поближе и сделать что-нибудь….
Это ребёнок, Тикки!! Ребёнок!! Ему четырнадцать лет!!
И поверь, только в твоём извращённом воображении этот ребёнок выглядит настолько порочно и невинно одновременно, что…
Это ребёнок, Тикки Микк!
Главное было не признать, что иметь подобные наклонности это хорошо. Это отвратительно. Просто некоторые ребята рано взрослеют, и им можно дать гораздо больше лет, чем оказывается на самом деле.
И самым раздражающим был тот факт, что его друзья, увидь они Аллена, наверняка назвали бы его ребёнком. Всё-таки хорошо, что Тикки, словно предчувствуя надвигающуюся беду, на целый месяц покинул их. Только он ещё не разобрался, что это за беда такая его поджидает, но был уверен, что она есть…
И беда эта совсем не с белоснежной, мягкой кожей, не со сползшей с одного плеча, полураспахнутой рубашкой и не с выпирающими тонкими ключицами… И не его беде принадлежат совсем по-детски пухловатые, мягкие приоткрытые губы, обнажающие ряд белых зубов и так и требующие обратить на себя внимание и убедиться, что они на деле такие податливые, как он и представляет.
Чашка была решительно отставлена в сторону.
Тикки подумал, что неплохо было бы попробовать заговорить с Алленом на отвлечённые темы, например про то, как продвигается его заработок, или что делает его учитель.
Но он так же помнил, что при малейшем упоминании работы, денег, долгов и учителя, что в принципе было тесно взаимосвязано, Аллен расстроится. А расстраивать это дивное создание, когда оно, лениво соскользнув с подоконника и явно перегревшись, разморено уселось на полу, протягивая руки с немой просьбой дать ему немного попить…
Тикки жадно разглядывал, как прозрачные капли воды стекают с губ, по подбородку, забираются за сбившийся ворот рубашки, туда, куда Тикки проследить взглядом уже не мог.
Он просто устроился позади подростка, приобнимая руками и надеясь, что тот не запротестует из-за жары. Но Малыш только откинулся на его грудь, закрывая глаза и растягивая губы в блаженной улыбке.
— Ночка выдалась жутковатая, — утомлённо выдохнул он.
— Что-то случилось, Малыш? — он даже кличку эту придумал, чтобы напоминать себе, что перед ним ребёнок. И всё равно, что-то, до жути напоминающее огонь желания, раз за разом разливалось по его венам, стоило только подростку оказаться рядом.
И ведь при этом Тикки его, вроде бы, и не хотел. Не желал, как совсем взрослого, осознание, что перед ним ребёнок, было вбито в него настолько, что… Ему отчаянно хотелось встретиться с этим же ребёнком, когда ему стукнет хотя бы семнадцать.
— Был там один тип неприятный. Передвигался больно ловко при своей-то массе. И явно чувствовал себя королём. Таким просто так не выиграешь, но всё равно попытался меня достать. Больше туда не пойду, место совсем тухлое. Благо Учитель заявил, что мы скоро отправляемся, и думаю, покрыть срочные долги я сумею.
— Поздравляю…
— Что?
Тикки и сам не понял, что сказал. Он понял только то, что его Малыш скоро его покинет. А значит, он верно сделал, что даже не узнал его имени. Сколь велики шансы, что этот путешествующий со своим странным учителем ребёнок и он, бродяга по жизни, вновь пересекутся?
— Знаешь, Малыш,— пальцы Тикки прошлись по боку мальчишки, едва касаясь влажной от пота рубашки, но подросток всё равно вздрогнул и обернулся к мужчине. — Помнишь, ты рассказывал, что не умеешь целоваться?
— Эм.. ну да… — Малыш покраснел, вспоминая о поведанной своему странному другу истории, о том, как его пыталась поцеловать какая-то воровка. Конечно, чтобы стянуть деньги. Это произошло в первые же дни пребывания в этом городке, и именно из-за того случая Малыш познакомился с этим странным португальцем.
Они даже успели подружиться за пару недель.
И оставалась всего одна. Всего лишь семь дней.
— Я могу тебя научить, — с трудом сдерживаясь от того, чтобы начать хищно облизываться, заметил Тикки.
Расплавленное серебро в обрамлении пушистых, белых ресниц взглянуло на него с лёгким недоумением, пытаясь понять, что происходит.
Жаркий полдень обливал людей потом, гонял сонных, изумрудных мух, сушил почву, до болезненных трещин и беспощадно распространял свой жар даже в самую глубокую тень и прохладу помещений. В одном из полуподвальных домов, скрытых, по крайней мере, от прямых солнечных лучей, юный будущий экзорцист Аллен Уолкер постигал науку поцелуев у будущего Ноя Тикки Микка.
Аллен Уолкер покинет город через семь дней вместе со своим учителем.
Удовольствие Ноя пробудится в Тикки Микке через девять дней.
Но судьба уже успела сплести их нити в непростой узел.
====== Глава 1. Семья, как много в этом слове. ======
Семья — сколько чувств, воспоминаний, ненужных эмоций и нервов, которым более не суждено восстановиться. Тикки Микк осиротел в нежном подростковом возрасте, да и не слишком беспокоился по этому поводу, предпочитая компанию друзей-знакомых родителям. Впрочем, больше всего Тикки Микк и вовсе ценил собственную свободу, живя настоящим днём, не заглядывая в будущее и, будучи натурой не обременённой тяжкими моральными нормами, он начал жизнь бродяги подрабатывающего то там, то тут практически всегда за счёт физического труда, благо, отменное здоровье позволяло.
У Тикки на деле в то время был всего один недостаток — слабоватое зрение, которое позволяло ему носить очки, и Микк воспользовался данной необходимостью на полную. Его нельзя было назвать глупцом, его нельзя было назвать добряком – Тикки не выжил бы на улицах с подобным мировоззрением, но не отличался и кровожадностью, предпочитая решать вопросы мирными путями и переговорами, которые иные называли обманами. А потому и выглядел он не ахти как, чего только стоило его решение носить очки, скрывающие практически всё его лицо, редко бриться, а так же позволять своим кудрявым волосам лохматиться и представлять из себя смешное и обожаемое маленьким Изу воронье гнездо. Откуда в их компании взялся болезный, невысокий мальчишка, которого он и его двое друзей-охламонов пытались вырастить и воспитать человеком, Тикки уже и не помнил. Мальчик воспринимался, как неотделимая часть их коллектива. И, кажется, частенько воспитывались сами взрослые, стоило только наткнуться на укоризненный взгляд обиженных детских глаз после произнесения какой-нибудь похабщины или обсуждения не слишком честного заработка, как все вопросы и планы тут же сворачивались.
Это уже к двадцати двум он оказался в такой странной компании, которую на ближайшие годы называл и друзьями, и семьей. Его жизненный путь казался простым, понятным, не слишком сложным, благо Тикки никогда не относился к жизни, как к чему-то сложному или требующему от него слишком больших усилий.
Тикки Микк, кажется, был счастлив и даже не представлял, что на самом деле ему чего-то не хватает. Никаких целей или далеко идущих планов.
И надо же было именно ему оказаться членом Семьи Ноев. Ноем. Удовольствием Ноя.
Первое время Тикки от чего-то нередко пробивало на смех, когда он пытался понять, кто он: член семьи Ноя, Ной, Удовольствие Ноя – и как совмещать эти звания… впрочем, юмор юмором, но истинного положения дел оно не отменяло.
У Тикки вновь появилась Семья. Пока ещё небольшая. Её глава с сомнительным происхождением, Тысячелетний Граф, утверждал, что скоро проснутся и другие члены этой семьи. А что-то внутри Тикки знало, что так оно и есть.