Аллен кивнул, подходя к той самой двери, что за последние полгода выслушала немало проклятий не только от Тикки, и распахнул её простым движением руки. Его радостный возглас был так не похож на всё, что было произнесено до этого.
— Ха, так наш папа вернулся… да ещё и не один, — а это уже Майтра. В другом конце комнаты. И прямо через всю комнату к нагнувшемуся Аллену неуклюже побежал карапуз с рыжеватыми волосами, серыми глазами и совершенно непонятной для Тикки радостной улыбкой, которая через мгновение, когда малыш достиг рук папы (или мамы?), сменилась восторженным возгласом. Аллен тоже смеялся, причитая над ребёнком и играя с ним.
Весь такой сияющий и довольный он и обернулся к Тикки.
Абсолютно ошеломлённому Тикки.
— Знакомься, Вьят, это твой второй папочка.
Вьят, вместо того чтобы хотя бы взглянуть в сторону нового Ноя, попытался укусить палец родителя, держащего его на руках.
— Он…
— Оча! — выдал ребёнок, махая рукой в сторону Тикки.
— Он.. он такой большой… — изумлению Ноя не было предела. Улыбка Аллену чуть-чуть подувяла, становясь озабоченной.
— Тикки, знакомься, это твой сын, который имеет врождённую сущность, родственную чистой силе, что заставляет его расти в два раза быстрее. Вот, хочешь взять на руки? Он уже тяжёлый.
— Э? Что? Как? Да ладно, он живой... я уроню! — почти в панике отступил мужчина.
Аллен на это только усмехнулся, вспоминая о первых приступах собственной паники, связанной с любыми изменениями в поведении или состоянии сына. — Кстати, ты там как-то сомневался, что он твой, нет?
— Нет!
— Да! Это позорная страница твоей жизни, и ты её так просто не выбросишь! Зато смотри, чем ты наградил моего ребёнка!
Аллен заставил сына поднять голову, смотря прямо в сторону Тикки, и мужчина с опозданием заметил новую особенность во внешности ребёнка — родинку под глазом.
— Уж теперь-то не отвертишься! — с нескрываемым самодовольством объявил Аллен.
====== Глава 66. ======
Если бы хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь сказал Юу, что Лави умеет петь…Он пропустил бы эту информацию мимо ушей. Как очередной бесполезный кусок сплетен. Пропустить мимо ушей само пение Лави не получалось. Он впервые слышал что-то подобное, несмотря на то, что их общее путешествие затянулось. И оно было не таким уж невыносимым, как можно было подумать, принимая во внимание тот факт, что Юу знал Лави, и Лави имел некоторые…
Наклонности?
Ладно, Канда понимал, что Лави находил его привлекательным, если выражаться корректно, то есть так, как Канда выражаться не собирался. Почти до той точки, которую иные назвали бы любовью. Или одержимостью. Взглядов на подобную проблему хватало, и второй казался Канде ближе.
Но ученик книжника вёл себя большую часть времени так, словно ничего подобного не было. Вернее, он пытался вести себя так.
Самым странным было то, что Канду это даже почти не раздражало. Так же как не раздражало тихое, задумчивое пение Лави сегодня днём.
И критиковать тоже не получалось. Голос у парня был неплох, со слухом проблем тоже не наблюдалось, пожаловаться на смысл песни было невозможно — Юу не знал, о чём она. Жаловаться на собственное непонимание глупо, всё равно что жаловаться на собственную глупость. Он вообще этот язык впервые в жизни слышал. Но звучало всё это очень даже неплохо. Что-то из местного фольклора, надоедливое, застревающее в сознании до той точки, когда даже ученик Книжника с больной головой предпочитал сдаться и петь, чем терпеть кружение мотива у себя в голове. Короче, решил мучиться не в одиночестве.
И почему-то именно сегодня Канда задался вопросом: а сколькими языками владеет Лави? Если он ученик Книжника и был в разных странах, наблюдал разные войны, то он должен был знать их немало. И не только языки, но хотя бы элементарные традиции и нормы поведения разных народов. Юу, будучи экзорцистом, знал, как порой это важно, и, несмотря на не самый гладкий характер, стремился всё же не делать чего-то слишком грубого. Но экзорцистов обычно спасали…
О да, искатели. Те, кого Юу на дух не переносил. Обычно именно они становились переводчиками и основными информаторами.
Лави же, казалось, почти никогда ни в чём этом не нуждался.
— Мы когда-нибудь отыщем этот вход? — всё же нашёл повод прервать это неудобное пение Канда. А то оно вызвало у мечника странные мысли.
— Сегодня, — прерываясь, отозвался Лави, оглядываясь с тревогой. Он было открыть рот, чтобы опять задать вопрос. Но передумал и вернулся к пению.
Это звучало воодушевляющее. И песня, и заявление – они пробирались среди скал уже не первый день.
И Юу предпочёл бы эту песню расспросам о его самочувствии. Потому как самочувствие было… дерьмовым. Порой ему казалось, что в любой момент он может просто развалиться на части. А тяга к зависанию на опасных участках их дороги вызывала лёгкое раздражение, но не тревогу.
Почему-то всё это казалось правильным.
Лави как-то себе под нос пробормотал о «проклятой тяге к смерти». Юу в тот момент был совершенно не заинтересован в том, чтобы допрашивать парня, и пропустил мимо ушей и эти, и остальные слова, и вообще ученика Книжника. Но, как оказалось, определение всё же застряло у него в голове.
— Откуда ты знаешь это?
— Проникнуть сюда можно лишь на пятый день местных поисков, — ответил Лави, осторожно протискиваясь между двух громадных валунов. — И не спрашивай, пожалуйста. Есть вещи, которые я не могу объяснить. Например, что ты со мной делаешь.
После сегодняшнего пения Канда мог бы сказать что-то подобное и о себе.
— Тогда заткнись.
«И не пой» — осталось непроизнесённым. Когда он успел так привыкнуть к постоянному присутствию Лави, что не считал его лишним?
Когда ему стало плевать?
— Тогда мы можем лечь спать. — Лави распростёр руки, показывая, что вокруг достаточно места, не слишком круто и не очень опасно. Самый раз для ночёвки.
— Разгар дня, Кролик.
— Я знаю. Но это место должно быть пригодно для создания входа.
— И мы создадим его во сне?
— Это не я придумал, — отпуская сумку на землю, произнёс Лави.
И будущий книжник был полностью уверен в том, что они собирались сделать.
К удивлению Юу, он уснул почти сразу, стоило только прилечь на спину и закрыть глаза, хотя последнее время со сном возникало всё больше и больше проблем. А пару мгновений спустя он уже услышал взволнованный, зовущий его голос рыжеволосого спутника:
— Юу! Юу, вставай! Ну же! У тебя есть спички, или зажигалка, или ещё хоть что-то, что может дать огонь? Юу?
Канда недовольно открыл глаза, понимая, что ничего не изменилось. Он оставался в полной темноте, на жёстком, холодном камне в очень холодном месте. И Лави тряс его за плечо.
— Где мы, Кролик? — его голос был сиплым, словно после очень долгого сна в довольно холодном месте. Например, именно здесь, чем бы это место ни являлось.
— Я думаю, мы в цитадели, — Лави дышал ему в затылок, сжимал до боли пальцы, но Канде сейчас было плевать на подобные мелочи. Хорошо, что он вообще был здесь.
Чёрт…
С каких это пор Канда предпочитает чью-то компанию одиночеству, когда оказывается в дерьмовых ситуациях?
С каких пор он предпочитает компанию Лави? Ну, его можно… эммм… пнуть?
— У тебя есть в кармане спички или что-то вроде? Хоть что-то? У меня вот свеча. Маленькая, правда, та, что мы использовали неделю назад, я её пихнул в карман и всё.
— Наших других вещей тут, конечно же, нет, — принялся ощупывать карманы Канда и нашёл во внутреннем упакованные спички. — Давай сюда свою свечу, у меня есть спички.
— Отлично. Что-то я не подумал, что мы попадём во тьму без возможности ориентироваться здесь.
— Ты мог бы воспользоваться своим молотом.
— Точно! Молот расти!...
Канда не услышал больше ничего. Он просто почувствовал на физическом уровне, что произошло что-то очень и очень нехорошее, тяжёлое. И зажигать свечу он не торопился, будто свет, позволяющий увидеть проблему, полностью разобьёт надежды на её благоприятное решение.