Возможно, Ингрид была не против потому, что грудей у нее, по сути дела, не было, но все равно Джек не мог глаз от нее оторвать. Она сидела выпрямившись, ее длинные пальцы лежали на коленях, сквозь золотистую кожу рук просвечивали ярко-синие вены. Еще одна синяя вена начиналась у горла и спускалась вниз, между ее крошечных грудей, – казалось, эта вена пульсирует, словно бы у Ингрид под кожей прячется какой-то зверек.
Алиса вывела трафарет целого, а не разорванного сердца под левой грудью у Ингрид, и Джек только тогда заметил, что сердце-то целое. Он-то думал, что Ингрид хотела разбитое сердце, а это было неразбитое. Ингрид же не могла видеть, что делает Алиса, ей потребовалось бы зеркало; но даже если бы оно в комнате было, она бы не заметила – потому что пристально смотрела на Джека, а тот пристально смотрел на ее груди: это было куда интереснее, чем татуировка.
Алиса наносила трафарет, но девушка не проронила ни звука и сидела совершенно неподвижно, и только по ее щекам обильно катились слезы. Алиса не обращала на них внимания, а если они попадали девушке на левую грудь, она вытирала их так же небрежно и быстро, как капельки лишних чернил.
Затем Алиса принялась закрашивать трафарет, и тут стало ясно, к чему она стремилась: она так поместила сердце на небольшую грудь девушки, что создавалось ощущение – оно бьется, сокращаясь одновременно с дыханием Ингрид. Оно было совершенно настоящее, казалось, вот-вот – и из него потечет кровь. Джек видел, как мама укутывала сердце в цветы, как обрамляла его розами, но это ее сердце было совершенно особенное, меньше прочих. И что-то еще в нем было такое. Оно лежало на краю левой груди и касалось места, где под ребрами у девушки билось ее собственное сердце; однажды в будущем именно сюда приложится ладошкой ее ребенок.
Закончив, Алиса ушла в ванную вымыть руки, и тогда Ингрид наклонилась вперед и положила руки Джеку на пояс.
– У тебя отцовские глаза и рот, – прошептала она неразборчиво, как обычно, можно было подумать, что она говорит «нос», а не «рот».
А потом поцеловала Джека в губы, пока Алиса была в ванной. Джек едва не упал в обморок. Она немного раскрыла губы, ее зубы стукнулись о его. Естественно, Джек сразу забеспокоился – а что, если трудности с речью заразные?
Вернувшись, Алиса протянула Ингрид зеркало, а сама села рядом с Джеком и наблюдала, как девушка разглядывает свою татуировку. Та смотрела долго, молча. В любом случае Джек не слышал, что она сказала Алисе, – он убежал в ванную чистить зубы и полоскать рот.
Может быть, Ингрид сказала:
– Сердце целое, а я хотела разорванное пополам.
– С твоим сердцем все в порядке, – наверное, ответила Алиса.
– Нет, оно разбито, разбито! – решительно сказала Ингрид.
Эти слова Джек расслышал хорошо и вышел из ванной.
– Тебе только кажется, – сказала Алиса.
– Ты меня обманула. Я просила другое! – крикнула Ингрид.
– Я дала тебе то, что у тебя есть на самом деле, твое настоящее сердце как есть, крошечное, – добавила мама.
– Пошла ты в жопу! – заорала Ингрид.
– Не надо при Джеке, – сказала Алиса.
– Я ничего тебе не скажу, – ответила девушка и поднесла зеркало ближе к своей груди.
Да, это было не то, чего она хотела, и все же она не могла оторвать глаз от своей татуировки.
Алиса встала с кровати и ушла в ванную. Прежде чем закрыть дверь, она сказала:
– Когда-нибудь ты встретишь нового мужчину, Ингрид, и это обязательно случится, и вот теперь у тебя есть сердце, которое ему будет приятно сжать в руках. Там же тебя будут касаться твои дети.
Алиса включила воду – она не хотела, чтобы Джек и Ингрид слышали, как она рыдает.
– Ты не перебинтовала ее, – сказал Джек, обращаясь к закрытой двери.
– Вот и перебинтуй девушку, Джеки, – отозвалась мама, – я не хочу к ней прикасаться.
Джек оторвал немного марли и выдавил на него вазелина; кусок как раз закрыл татуированное сердце. Затем он достал пластырь и приклеил марлю к груди Ингрид, следя за тем, чтобы не прикоснуться к соску. Ингрид немного вспотела, пластырь не хотел приклеиваться.
– Тебе раньше приходилось это делать? – спросила девушка.
– Еще бы, конечно, – сказал Джек.
– Не ври. К женской груди тебе еще не случалось прикасаться.
Джек в ответ повторил ей обычные слова, он хорошо знал, что говорит мама.
– В течение дня пусть будет под пластырем. Будет немного болеть, как будто ты подгорела на солнце.
Девушка тем временем застегивала рубашку, лифчик надевать не стала.
– Откуда ты знаешь, что будет болеть и как это будет? – спросила его Ингрид.