– День, что Ты даровал нам, Господи, окончен. Спасибо Тебе.
Они проспали до полудня, а там Джек спросил маму:
– А что такое шлюха?
– Ты где услышал это слово? Я его во сне сказала?
– Да, ты пела песенку, там было это слово.
– Шлюха – это вроде проститутки, она тоже дает мужчинам советы, Джеки.
– А что значит выходить на панель?
– Это тоже значит давать советы, Джек.
– Вот оно что.
Они шли рука в руке через квартал красных фонарей к Тату-Петеру, и мальчик снова спросил маму:
– А что это за Доки такие?
– Это место, где мне никогда не быть, – только и ответила мама, сколько он ни переспрашивал.
– А как Тату-Петер потерял ногу? – в сотый раз спросил Джек.
– Я же сказала тебе: спроси у него сам.
– Наверное, с велосипеда упал.
Было часа три пополудни, многие дамы уже вышли на панель давать советы. Все они здоровались с Алисой и Джеком, называли их по имени – даже старухи из района вокруг Аудекерк. Алиса специально прошла по Аудекерксплейн, мимо каждой двери и каждой витрины, словно Якоб Бриль, только медленнее. Никто не пропел им ни нотки гимна «Приди ко мне, дыхание Господне».
Они шли на Синт-Олофсстеег прощаться с Тату-Петером.
– Алиса, я всегда рад тебя видеть; если захочешь, приезжай снова ко мне работать, – сказал ей одноногий. – А ты, Джек, смотри не теряй ног, их у человека всего две! Ты уж мне поверь – передвигаться на двух ногах куда удобнее!
А потом они шли на Зеедейк прощаться с Тату-Тео и Робби де Витом. Робби захотел, чтобы Алиса сделала ему татуировку.
– Ладно, идет, только не очередное разбитое сердце: мне сердца уже осточертели, что целые, что разбитые.
Робби согласился на ее автограф у себя на правом плече; изящество букв произвело на Радемакера такое впечатление, что он не отстал от Алисы, пока она не вывела свою подпись и у него на теле – на левом предплечье. Радемакер сказал, что это место он берег для чего-нибудь особенного. Буквы шли от локтевого сгиба до запястья, а поскольку Тео носил часы, то отныне всякий раз, когда он смотрел, сколько времени, перед его глазами оказывалась «Дочурка Алиса».
– Ну, что скажешь, Джек, может, еще послушаем Дер Циммермана? – спросил Тео. Как всегда, «дер» вместо «ден», ведь Тео не знал немецкого – впрочем, Джек тоже, во всяком случае тогда.
Джек снял с полки какую-то пластинку Дилана и поставил ее. Робби де Вит сразу же стал подпевать, но Алиса не любила эту песню, так что пели только Боб да Робби, а Алиса работала.
– На рассвете встань и окно открой, – пели Боб и Робби. – Погляди мне вслед и помаши рукой. – (В этот момент Алиса выводила букву «А».) – Я ухожу, и пусть ты тому виной, – лезли в душу Боб и Робби, – я не в обиде, все путем.
Это была, конечно, полная чушь, и насчет обиды, и насчет «все путем», но Алиса не повела бровью и не сняла ногу с педали.
Элс проводила их в кассы порта, там царила полная неразбериха, без Элс они ни за что не смогли бы купить билеты. В результате они сначала должны были сесть на поезд до Роттердама, оттуда на корабль до Монреаля и только оттуда добраться до Торонто.
– Но почему Торонто? – спросила Алису Саския. – Канада же тебе чужая страна.
– Станет родной, что поделаешь, – ответила Алиса. – Я никогда не вернусь на солнечные берега речки Лит, ни за что, предлагайте мне хоть все виски Шотландии.
Она так и не объяснила почему. Наверное, слишком много призраков водится на берегу той речки.
– Кроме того, я нашла Джеку отличную школу, как раз для него, – услышал он слова мамы, обращенные к Элс и Саскии. А потом мама наклонилась к нему и шепнула на ухо: – Там девочки, а с девочками тебе будет хорошо.
Джек вздрогнул – мысль оказаться среди девочек школы Святой Хильды, особенно среди девочек постарше, не очень его обрадовала. И тогда он снова взял маму за руку – в последний раз по эту сторону Атлантики.
Часть вторая. Океан девиц
Глава 8. С девочками хорошо
Джеку казалось, что девочки в школе Святой Хильды, особенно те, что постарше, не очень-то довольны присутствием в школе мальчиков. Да, мальчики покидали их после четвертого класса, но все равно считалось, что они, даже самые маленькие, плохо влияют на девочек. А Эмма Оустлер добавляла:
– Особенно на тех, что постарше.
Эмма была как раз из тех, что постарше, и вид имела пугающий. Шестой класс – последний в начальной школе, и в обязанности шестиклассниц входило стоять у школьного входа на Россетер-роуд и открывать и закрывать дверцы машин, на которых в школу привозят малышей. Джек пошел в приготовительный класс осенью 1970 года; Эмма в тот год перешла в шестой, а школа Святой Хильды впервые открыла прием мальчиков. Стало быть, Джеку было пять, а Эмме – двенадцать (она пропустила год из-за каких-то проблем в семье). И в первый Джеков день в школе дверцу машины для него открыла как раз Эмма. Сие событие не прошло для Джека бесследно.