Выбрать главу

В архиве сохранились показания всех жильцов дома №50. На их долю выпало, без всякой вины, немало неприятностей: почти все они в первый день после покушения были сгоряча схвачены полицией. Допрашивали их много раз. Иных допрашивал сам барон Пакье, высокий сановник, председатель палаты пэров, судившей Фиески и его сообщников. По бесхитростным ответам всех этих бедных людей видно, как их оглушил удар: мосье Жерар был не мосье Жерар, не механик, а террорист, собирающийся убить короля Людовика Филиппа!

В общем, в доме его, по-видимому, любили. Впрочем, бывали и столкновения. Так, дочь консьержа жаловалась, что мосье Жерар приходит домой слишком поздно: она не обязана отворять дверь в 11 часов вечера. Свидетельница Андренер, жившая этажом ниже, показывала, что этот проклятый Жерар вставал в пять часов утра и вечно ее будил — она раз прямо ему и сказала, что так нельзя. На свидетельницу Андренер мосье Жерар накричал; сами ничего не делаете, да еще хотите мешать труженикам работать! Дочери же консьержки сделал уступку: возвращаясь после десяти часов вечера домой, больше не звонил, а проходил через кофейню, — у лакея Ларше был ключ от внутренней двери. С лакеем Ларше он был в хороших отношениях: поил его пивом и разговаривал о политике. «Мосье Жерар всегда говорил об одной книге, где речь шла о Сен-Жюсте, — показывал на следствии напуганный Ларше, — я поэтому решил, что он служит в полиции...» Вывод несколько неожиданный. Лучше всего то, что он был не лишен основания.

IV

Ровно в 9 часов утра из Тюильрийского дворца выехала пышная процессия. Вслед за командующим национальной гвардией, маршалом де Лобо, ехал верхом на своем сером коне Режане король Людовик Филипп в синем мундире, с большой лентой Почетного легиона через плечо. По сторонам от него находились герцоги Орлеанский и Немурский, далее третий сын короля, принц Жуанвильский, маршалы Мортье, Мэзон и Молитор, министры де Брой и Тьер, девятнадцать генералов, адъютанты, конвой.

Процессия двигалась очень медленно — весь Париж должен был увидеть короля. Только к полудню шествие стало подходить к тому месту, которое, по полицейским сведениям, надо было считать опасным. По-видимому, все очень волновались. Когда процессия выехала на бульвар Сен-Мартен, маршал Мортье, участвовавший в тридцати сражениях, наклонился к соседу и, прикоснувшись к груди, сказал: «Я чувствую тяжесть...» Показался театр Амбигю — тут-то, по донесению полицейского комиссара, и следовало ждать покушения. Процессия медленно проследовала к Chateau d'Eau — не произошло ничего. Люди вздохнули свободно: слава Богу! Король выехал на бульвар Тампль.

Вдруг слева в узеньком доме с покатой крышей, в окне третьего этажа, появился дымок. В ту же секунду загремели выстрелы. Они следовали один за другим с непостижимой быстротой, почти сливаясь. Пулеметов в ту пору не было, старые боевые офицеры, составлявшие свиту Людовика Филиппа, совершенно не могли понять, что это такое. Режан рванулся в сторону и поднялся на дыбы. Другие лошади помчались вперед, волоча за собой всадников. Отчаянный крик «Король убит!» слился с воем толпы. На мостовой, на широких в этом месте тротуарах бульвара валялись лошади, люди. Маршал Мортье, убитый наповал, лежал в луже крови, окруженный другими трупами.

Король не был убит, пуля только оцарапала ему лоб; другая пуля ранила лошадь. Людовик Филипп сохранил совершенное спокойствие. Кто из высокопоставленных лиц стал отдавать распоряжения, неизвестно, — вероятно, сразу все. Тьер, соскочив с лошади, что-то кричал пронзительным голосом. Адъютанты поднимали лежавших. Бросились искать врачей. Убитых и раненых переносили в Турецкий сад, тело герцога Тревизского положили на бильярд. Наповал было убито одиннадцать человек, ранено еще человек сорок; из них многие скончались в тот же день.

У окна дома №50 неотразимой уликой вился черный дым. Полиция, офицеры, люди посмелее из публики ринулись в дом. Входная дверь была заперта: все жильцы с утра высыпали на бульвар посмотреть на процессию — консьерж счел полезным запереть дом на замок. Полицейские вышибли дверь и бросились вверх по лестнице. Достаточно ясно было, куда надо бежать: из квартиры третьего этажа шел едкий дым. В квартире никого не было. Но вся она была залита кровью. У окна с побитыми стеклами стояло какое-то странное сооружение.

В первом томе изданного в 1836 году отчета о покушении на Людовика Филиппа есть подробные чертежи грозного изобретения Фиески. Не буду утомлять читателя техническими подробностями. По-видимому, в основу адской машины был положен принцип многоствольной кулеврины. На вертикальной деревянной раме были параллельно укреплены 24 ружейных ствола. Винты и рычаги позволяли придавать им любое направление. При помощи фитиля воспламенялся заряд, огонь проникал к снарядам через отверстия, просверленные в стенке стволов. Шнур был общий, и 24 выстрела последовали почти одновременно. Некоторые стволы заряжены были не пулями, а крупной дробью — отсюда и большое число сравнительно легких ранений.

Позади бульвара, параллельно ему идет улица Amelot, тогда называвшаяся rue Fosses du Temple. Дом №39 по этой улице имел общий двор с выходившим на бульвар домом №50. По типу оба дома, вероятно, были очень близки один к другому: маленькие квартиры, населенные бедными людьми, темные коридоры, жалкие лестницы. В одной из квартир этого дома жил еврейский лавочник Шимен с женой, детьми и свояченицей dame Gomez. Он имел чин сержанта национальной гвардии. Лавочник с утра надел мундир и отправился на улицу поглядеть на короля. Дома с детьми осталась свояченица. В первом часу дня случилось нечто непостижимое, — можно предположить, что свояченица Шимена до конца своих дней помнила об этой минуте. Откуда-то донесся дикий грохот, вой, рев. Перепугавшаяся насмерть dame Gomez бросилась в выходившую во двор кухню. В ту же секунду у окна мелькнула тень: какой-то человек спускался во двор по веревке. У открытого окна он задержался — и вдруг очутился в квартире Шимена. Свояченица лавочника закричала. Окровавленный человек с силой ее толкнул, прохрипел: «Пропустите», — и бросился к выходной лестнице.

Внизу его схватили: кто-то во дворе увидел, как он спускался по веревке; к выходной двери уже бежали национальные гвардейцы, полиция, толпа. Злоумышленника сильно избили. Он и до того был еле жив: несколько стволов адской машины разорвалось. Протокол отмечает: «весьма тяжкие раны: череп проломан, видно движение мозга, челюсть раздроблена, три пальца левой руки сломаны, на нижней губе рана в четыре дюйма».

Его перенесли в ту самую комнату, где стояла адская машина. Через полчаса уже начался допрос — первый из тридцати семи допросов, которым подвергался Фиески. Протокол этого допроса (как и всех других) сохранился:

Вопрос. — Как вас зовут?

Ответ. — Жерар.

Вопрос. — Ваша профессия? Где вы живете?

Ответ. — Механик... Здесь...

Вопрос. — Сколько вас было?

Ответ. — Несколько раз поднимает один палец.

Вопрос. — Сколько времени вы изготовляли эту машину?

Ответ. — Поднимает один, два, три, четыре, пять пальцев.

Вопрос. — Дней или недель?

Ответ. — Недель.

Вопрос. — Кто толкнул вас на это преступление?

Ответ. — Я сам...

Вопрос. — Вы хотели убить короля?

Ответ. — Делает головой знак подтверждения...

«Мы желали продолжать допрос, но более не добились ни слов, ни знаков... Тогда мы прочли ему настоящий протокол и спросили, верны ли его ответы. Сделал головой знак, что верны. Мы спросили его, желает ли он и может ли подписать протокол. Сделал головой знак, что не может».

V

Кроме звучного имени, в Фиески нет ничего романтического.