– Ас тех пор, сэр, больше не было эсминцев?
– Нет.
– Может, какие-то другие эсминцы?
– Один должен прийти в конце недели. Из Норфолка. Это все.
– Случайно не «Перриуинкл», сэр?
– Нет. «Мастерсон».
– Спасибо, сэр. Следовательно, вероятность того, что этот матрос еще в городе или должен прибыть в город в ближайшее время, исключена?
– Да, если ему не вздумается спрыгнуть с корабля посреди Атлантического океана. «Перриуинкл» следует в Англию.
– Спасибо, сэр, за исчерпывающую информацию.
– Не вздумайте еще раз воспользоваться званием адмирала, Хейз, – сказал на прощанье Финчбергер и повесил трубку.
– Нашел? – спросил Карелла.
Хейз опустил трубку на рычаг.
– Он на пути в Европу.
– Значит, отпадает.
– Но не отпадает наша знакомая с Улицы.
– Это верно. Она остается возможной жертвой. Я позвоню ей, скажу, чтобы не беспокоилась насчет моряка. А потом попрошу Пита – пусть выделит наряд патрульных присмотреть за домом Иды. Если она и есть предполагаемая жертва, при полицейских наш подопечный едва ли сунется.
– Будем надеяться.
Хейз посмотрел на белый циферблат настенных часов. Было ровно одиннадцать утра.
Через девять часов неизвестный пока убийца должен нанести удар.
Где-то на другой стороне улицы, должно быть в Гровер-парке, блестящий предмет отразил солнечный луч и послал его сквозь раскалившееся окно прямо в комнату детективов, где луч вспыхнул на лице Хейза, на мгновение ослепив его.
– Стив, будь добр, опусти жалюзи, – попросил Хейз.
Глава 5
Сэм Гроссман, лейтенант полиции, знаток своего дела, возглавлял полицейскую лабораторию Главного управления на Хай-стрит.
Сэм был высокого роста, с нескладной фигурой, угловатыми движениями и разболтанной походкой. Лицо этого мягкого человека состояло сплошь из выступов и впадин, среди которых примостились очки – результат неуемного чтения в детстве. Глаза были голубые и простодушно добрые – никому бы и в голову не пришло, что им приходится постоянно заглядывать в тайны правонарушений, насилия, а зачастую и смерти. Свою работу Сэм обожал, и если только он не возился с пробирками, стараясь в очередной раз доказать пользу экспертизы для расследования, то его, как правило, видели с каким-нибудь детективом, которого он горячо убеждал в необходимости сотрудничать с лабораторией.
В то утро, как только из восемьдесят седьмого участка привезли письмо, Сэм немедленно запустил его в работу. Еще раньше ему звонили и просили поторопиться. Его люди сфотографировали письмо и тут же отправили фото назад в восемьдесят седьмой. Затем предстояло выявить отпечатки пальцев на письме и на конверте.
С письмом обращались крайне осторожно. У Сэма мелькнула, правда, неприятная мысль, что половина полицейских в городе, наверное, уже приложили к письму свои руки, но еще больше усложнять задачу он не собирался. Осторожно, не торопясь, его люди нанесли на письмо тонким ровным слоем десятипроцентный раствор азотнокислого серебра, пропустив лист бумаги между двумя влажными валиками. Они подождали, пока бумага высохнет, а затем засветили ее ультрафиолетовыми лучами. Через несколько секунд проступили отпечатки. Их было множество. Другого Сэм Гроссман и не ждал. Письмо состояло из наклеенных на лист бумаги газетных или журнальных вырезок. Сэм предполагал, что при наклеивании отпечатки должны были остаться на всем листе, так оно и вышло. Каждая отдельная вырезка придавливалась к бумаге, так что на каждом слове отпечатков было хоть отбавляй.
И каждый отпечаток был безнадежно смазан, затемнен или перекрыт другими – за исключением двух отпечатков большого пальца. Они были оставлены с левой стороны листа: один – у верхней кромки, другой – чуть ниже центра. Оба ясные, отчетливые.
И оба, к несчастью, принадлежали сержанту Дэйву Мерчисону.
Сэм вздохнул. Какое вопиющее невезение! Ему никогда ничего не дается легко.
Когда Гроссман позвонил в восемьдесят седьмой, Хейз сидел в комнате для допросов над фотокопией письма. Было 11.17.
– Хейз?
– Да.
– Говорит Сэм Гроссман. Я насчет письма. Так как у вас мало времени, я решил воспользоваться телефоном.
– Валяй, – одобрил Хейз.
– От отпечатков пользы мало. Только два стоящих отпечатка, и те – вашего дежурного сержанта.
– Это на лицевой стороне?
– Да.
– А сзади?
– Все смазано. Письмо было сложено. Тот, кто это делал, провел кулаком по складкам. К сожалению, ничего, Хейз.
– А конверт?
– Отпечатки Мерчисона и твои. И еще какого-то ребенка. Ребенок держал в руках конверт?
– Да.
– Эти отпечатки хорошие. Если хочешь, я их пришлю.
– Да, пожалуйста. Что еще?
– Мы выяснили кое-что относительно самого письма. Это может вам пригодиться. Клеили письмо дешевым клеем фирмы «Бранди». Он бывает в пузырьках и в тюбиках. В одном уголке письма обнаружена микроскопическая крупинка синей краски. Поскольку фирма выпускает тюбики синего цвета, то, вероятно, ваш корреспондент пользовался тюбиком. Но вообще толку от этого мало, потому что тюбики эти – товар ходовой, и он мог купить его где угодно. А вот бумага...
– Да, да, что там за бумага?
– Это плотная мелованная бумага, выпускается компанией «Картрайт» в Бостоне, штат Массачусетс. Мы сверились с нашей картотекой водяных знаков. Ее номер по каталогу 142-Y. Стоимость – пять с половиной долларов за стопу.
– Значит, компания бостонская?
– Да, но они поставляют продукцию во все штаты. У нас есть их агент. Запишешь координаты?
– Да, конечно.
– "Истерн шиппинг". Это на Гэйдж-бульвар в Маджесте. Телефон нужен?
– Да.
– Принстон 4-9800.
Хейз записал.
– Еще что-нибудь?
– Да. Мы выяснили, откуда сделаны вырезки.
– Откуда?
– Нам помогла буква "т" в слове «что». Это "т" хорошо известно, Хейз.
– Из «Нью-Йорк таймс», да?
– Совершенно верно. Она продается во всех городах страны. Признаться, в лаборатории мы старых подшивок почти не держим. Но основной текущий материал – основные ежедневные газеты и крупные издания – у нас, в общем-то, есть. Иногда, к примеру, в газеты или обрывки газет завертывают разрезанный на куски труп, поэтому иметь подшивку не вредно.
– Понимаю, – сказал Хейз.
– На этот раз нам повезло. Взяв «Нью-Йорк таймс» за отправную точку, мы просмотрели свою подшивку и установили, какими разделами он пользовался, и число.
– И что же?
– Он пользовался журнальным и книжным обозрением воскресного выпуска от двадцать третьего июня. Мы нашли достаточно слов, так что совпадение исключается. Например, «Леди». Взята из книжного обозрения, из рекламы романа Конрада Рихтера. Буквы «де» в слове «действия» вырезаны из рекламного заголовка «Юная дева» в журнальном обозрении. Это одно из торговых названий фирмы дамского белья.
– Продолжай.
– Цифра восемь, не вызывает сомнений, тоже из журнального обозрения. Реклама пива «Баллантайн».
– Еще что-нибудь есть?
– Найти слова «я убью» было и того легче. Не всякий рекламный агент употребит такое слово, если оно не имеет прямого отношения к его товару. В той рекламе было что-то про дурной запах. «Я убью дурной запах в вашей уборной...» и название товара. Короче, мы твердо уверены, что он воспользовался выпуском «Нью-Йорк таймс» от двадцать третьего июня.
– А сегодня двадцать четвертое июля, – заметил Хейз.
– Да.
– Другими словами, план созрел у него еще месяц назад, он состряпал свое письмо и хранил его, пока не назначил день убийства.
– Похоже, что так. Если только он не схватил первую попавшуюся старую газету.
– В любом случае, липа исключается.
– И мне так кажется, Хейз, – согласился Гроссман. – Я говорил с нашим психологом. Он тоже так считает: когда человек отсылает письмо через месяц после написания, – это мало походит на липу. Еще он считает, что это вынужденный шаг. По его мнению, парень хочет, чтобы его остановили, и письмо должно подсказать, как это сделать.
– И как? – спросил Хейз.
– Этого он не сказал.
– М-м-м. Ну ладно, это все?
– Все. Нет, постой. Парень курит сигареты. В конверте были табачные крошки. Мы их обработали, но такой табак входит в состав большинства популярных сортов.