Нас привезли на старый завод, где всё в пыли и хорошо просматривается. Идеально место для казни или расправы. Бетонные стены прикрывают ораву солдат, что осела за укрытиями и готовиться к бою, а наши конвоиры едко улыбаются, рассматривая выпуклые животу и наши недовольные физиономии.
Руки связаны, ноги прикованы к стулу. Будь я не беременной или с возможностью отложить огромный живот, как рюкзак, упала бы на спину и постаралась разбить стул о колени сопровождающих бойцов. А сейчас стоит признать, что самой мне из этого дерьма не выпутаться.
Кирилла увели прочь. Жив ли он, мы так и не знаем. Наверное, оно к лучшему, ведь если бы расправу провели прямо у нас на глазах, сестра наверняка бы родила. Мелиссе итак досталось. Особенно учитывая непростую ситуацию с Матвеем.
Я молчу, не пытаясь заговорить с Мел, что бы не драконить конвоиров. Они итак навеселе, а мерзкий подонок разбил мне губу ещё на этапе доставки. Тварь.
Нет, я конечно на это рассчитывала, но и на факт «живой и невредимой» также. А зря. Вот тебе новый урок, Лиса. Помни с кем ты ведешь игру.
Веселье в миг утихает, когда я улавливаю шум колёс по гравию. Громилы-охранники меняются в лице, перестают перешептываться, а тот, который «мой» растирает мне кровь по губам куском какой-то тряпки. Всё таки «живой и невредимой» - было рабочим. Вот тебе и лазейка.
-О, - вальяжной походкой, статный мужчина в возрасте, движется в нашу сторону. Его виски побиты сединой на устах играет белоснежная улыбка, а взгляд волчий, - Какие прекрасные леди меня здесь заждались! – весело начинает он.
Осматриваю каждую деталь: серый костюм сидит на нём идеально, как и прекрасно уложенный тёмный вихрь волос на голове; Белая рубашка выглажена до скрежета зубов, золотые запонки кричат о прекрасном благосостоянии, а кожаная кобура о «чистоте» сей личности; Стрелочки на брючках и туфли из крокодильей кожи. Что ж, на вид ему за пятьдесят. Волнуют лишь глаза- видно, что человек мутный, да и взгляд с нездоровым блеском.
Седовласый мужчина жадно рассматривает моё лицо с каждым шагом оказываясь всё ближе. Он неотрывно смотрит мне в глаза, пытаясь что-то в них разглядеть или уловить.
Когда между нами остается меньше метра, я немного напрягаюсь и вдавливаю спиной спинку железного стула. Мужчина останавливается, наклоняется к моему лицу так близко, что я могу ощутить его дыхание с лёгким ароматом фруктовой жвачки и рассмотреть исконно тёмные глаза. Нет, они не чёрные, как у моего мужа, в них словно залегла тень величиною во всю тьму мира.
-Идеально, - он опаляет меня своим безумным взглядом, широко улыбаясь и протягиваю руку к лицу. Ненавижу, когда вторгаются в моё личное пространство. Напоминаю себе, что сейчас я не в лучшем положении и что наиболее грамотно будет не выпендриваться; Затихаю.
Седовласый касается пальцами пряди моих волос и закатывает глаза, словно пребывая в экстазе. Он накручивает локон на палец, слегка дергает его, заставляя меня кренить голову на бок и прикрывает глаза.
-Людмила… , - шепчет тот одними губами. А внутри меня разверзается Ад. Ещё один помешанный на моей матери, черт возьми.
Невольно фыркаю, чем отвлекаю внимание серого костюма на себя и дёргаюсь в сторону от его пытливого взгляда.
-Даже выражение лица, как у матери,- он снова касается моих волос, потом скулы и мочки уха, -Живая. Прямо здесь, - продолжает он свою ностальгию, а я всё сильнее впиваюсь рёбрами в перекладины стула.
Молчу. Именно он за мной охотился и хотел выкрасть из лап Хайдара. Значит, есть вероятность того, что он хочет моей смерти или чего похуже. Замолкаю даже мысленно. Думать страшно о таких вещах.
-Скажи, что-нибудь, - обращается уже ко мне.
-Например что? Что б ты сдох? – слова вырываются скорее тормозных колодок мыслей, а внутри всё бушует. Молодец, умная девочка! Так держать, идиотка!
-Уффф, - пыхтит седовласый, -До самых костей пробрало! – он наклоняется совсем близко, берёт меня за подбородок двумя пальцами и слегка приподнимает лицо, -Спасибо, мне понравилось. А теперь о главном: что готова отдать за своих выродков и жизнь Дюльбера? – резко переходит он, а я немею. Нет-нет, беременный мозг только не сейчас. Вырубись на хрен! Но никто меня уже не слышит, ведь слёзы льются ручьем, как и эмоции выпрыгивающие из меня, как из хлопушки серпантин.