Брат моментально подскочил к Дракону, придержал его за плечо и ощупав рану отрицательно качнул головой. Дробь. Кирилл не жилец.
Кровь на губах выступила сразу, давая понять, что успеть не реально. Не тот случай, мгновенный летальный исход. Задеты жизненноважные органы, медленно теряется моторика и путается взгляд. Зрачок расширяется, погружая его в собственное бессознательное и выталкивая наружу «идеальную» эмоцию.
Наблюдаю за тем, как Мел вжимается в тело Лисы с истерикой, царапая её за кофту и что-то шепча губами. Рита реагирует холодно, её лицо искажается болью за сестру, но на Лаврского она не активно отвечает, хоть и нижняя губа закусана зубами, а глаза бегают из угла в угол – на него не смотрит.
Мелисса усердно старается взять себя в руки, прикрывает глаза, вновь распахивает, но лавина эмоций накрывает беспроглядно. Ладошки мелкой раздирают одежду Лисы, стараясь отыскать безопасный угол, место осознанного комфорта, жаль, что сейчас такого не найти. Она узнает об этом минутами позже.
Рите говорить дважды не нужно. Она прекрасно осознает цену каждой секунды, по сему насильно отдирает от себя сестру, захватывает плечи в сильные ладони и устремляет её к ослабевшей фигуре Кирилла, который вяло стоит на коленях, стараясь сохранить обладание.
-Обними его, Мел. Скажи, что любишь…- старается образумить Лиса Мелиссу, но та лишь сильнее захлёбывается горем. Хрупкое создание мотает светлой головкой из стороны в сторону, роняя ворох прядей то на правую ключицу, то на левую, зажмуривая глаза и отпираясь от картины, что ей подсовывает реальность.
-нет-нет…пожалуйста…- бормочет Мелисса, высекая новые раны на сердце сестры. Моём. Наверное, каждого из присутствующих, кто прошел тот самый ад и вкусил его мерзкие плоды.
Правда, Лису не остановить. Она цепко схватилась за плечи младшей и яростно приклоняет её к отцу. Времени нет, Рита знает это не понаслышке, от того и такая резкость, спешка.
Руки умирающего родителя оживают, когда дочери оказываются совсем близко. Обе приседают на колени, упираясь взглядом в замутненные болью омуты. Кирилл притягивает за плечи Риту, а следом и Мелиссу заключая в последние теплые объятия. Он отдаёт им всю любовь и нежность, которая копилась под кожей годами. Пытается показать, как любил, верил и продолжит свой путь в них – его дочерях.
Кровь Дракона струится по одежде Мел, окрашивая светлую ткань в багровые оттенки. Лицо Кирилла оживает отражая разные эмоции, бурля и кипя страстями в последний раз. Словно светлячок, который вот-вот погаснет, он одаряет своим самым ярким светом в последний раз.
Время остановилось, всё замерло. Никто даже ни дышал. Сейчас происходило воссоединение семьи и прощание с ней же. Лиса обвила шею Кирилла левой рукой, а правой притянула трясущуюся сестру к эпицентру болезненной любви. В этом моменте жизнь бурлила лишь в кругу троих, что мысленно отпускали последнего.
Папа для Мелиссы, чужой для Риты, но отец для обеих. Тяжелые тучи нависли над всеми присутствующими, окатывая потоками леденящей кровь скорбью, что вытекала вместе с жизнью из тела Кирилла.
Бледные губы потеряли способность говорить, глаза начали закатываться, а сам Лаврский медленно осел в руки своих дочерей. Он что-то активно шептал, стараясь быть услышанным своими девочками до последнего выдоха. И они слышали. Обе сидели рядом, крепко держа отца за обе ладони. Мелисса целовала пальцы Кирилла, а Рита крепко сжала ладонь отца в своих двоих. Кирилл улыбался, метая угасающий взгляд то к одной девушки, то к другой. Пытался запомнить их черты, насмотреться в последний раз.
В секунду всё прекратилось. Дракон обмяк и перестал шевелить устами в порывах последних слов . Руки, что ответно сжимали ладони дочерей, потеряли упругость, отдаваясь холодной воли. Глаза закатились, а веки тяжело упали оповещая всех присутствующих о конце. Ещё одной жертве за любовь. За чужую жизнь.
В последние секунды Кирилл опустил обе ладони на округлые животы своей семьи и, наверняка, прощался с ещё не рождёнными внуками. Пытался ощутить их, хотя бы на секунду. Понять, что с ними всё будет хорошо.
Мелисса замерла в ожидании, пока шок охватывал всю её – изнутри и снаружи. Мне показалась, что светловолосая девочка перестала дышать, даря свои вздохи отцу. Желая его воскресить. Она полностью погрузилась в свою безысходность, не шевелясь, а утопая во тьме. Густой и тягучей, как сама смерть, что едва ли успела пробежаться рядом и захватить с собой душу Лаврского.
Лиса молчала. Она смотрела на обмякшее тело, заострив внимание на лице и не отпуская ладони. Так она прощается. Просто запоминает все детали, моменты, вовлекая в мыслительный процесс творчество и словно вырисовывая портреты в своем сознании. Когда-то она об этом мне рассказывала. Это её способ борьбы с хандрой.