Первый крик, что Кирилл услышал из уст малышки – был лучшим звуком для отцовских ушей. Мужчина вспоминал первое касание маленьких пальчиков, исконно голубые озёра глаз, как у матери и имя, что они выбирали вдвоём – Маргаритка. А следом долгие разлуки. Сумасшествие Люды, помешательство на дочери и , как итог, работе. Что и отняла её у него. Их друг у друга.
Потом он вспомнил о дне рождении Мелиссы. Она перевернула всю их жизнь, как и меняет всё. Чему прикасается. Творческая девочка расцелованная солнышком и щедро одаренная талантами. Самое лучезарное дитя, которое ему доводилось видеть. У них с Мелиссой была особая связь.
Следом побежали утренники, обучение дома, первые дни в школе и влюбленности, слёзы на плече с крепкими объятиями после и плиткой сладкого шоколада с чаем. Они были очень близки, наверное, даже ближе чем с Люсей. Похожи во взглядах и ориентирах. О такой дочери Кирилл и мечтал: светловолосой, дивной, умной. Да что б счастливой очень. Хотел всё не случившееся у них с Люсей счастье подарить ей. Он хорошо понимал, что Рита справиться – она в мать, а вот Мелисса…Нежная, кроткая, ранимая. И такая же белобрысая, как отец.
Следующая картина – голубые капли дождя в глазах жены. Люсин взгляд пробил до дрожи, самого сердца и вышел в кончиках ресниц. Первая встреча, взгляд и полное безумие. Молодой солдатик знакомится с женой военачальника, брата, что решил помочь и был предан им же. Жестоко обманут из-за любви. Кирилл мысленно покаялся перед Лёней, хоть того уже и не было в живых.
Только они с Люсей знали, как боролись с этой напастью. Старались не замечать друг друга, уходить от встреч и общих мероприятий, а в один миг всё полетело в тартарары. Хорошо помнит тот вечер, когда встретил её заплаканную под дождём. Она вновь поругалась с Лёней, бежала куда глаза глядят и они , те самые глаза, привели к нему – молодому солдафону, что едва ли научился вязать шнурки на кирзовых ботинках.
А дальше только её порочный взгляд: голубой с проблеском серых капель, словно кто ртути пролил и щедро одарил ядом, что притягивал не отпуская. Обрамление ресниц, что черной стрелой изгибались вокруг глаза , пушистые до одури, стремительно пробирающиеся к краю брови и манящие. Дурманящие. От таких не оторвать взгляд. Не уйти и не найти спасения.
Их первый поцелуй украдкой блеснул в памяти жестокой вспышкой, напоминая о его силе, что в тем вечером применил к ней. Прижал к стене и впился в пухлые губы, языком раскрывая рот, пробуя на вкус саму эйфорию. А она ответила. Жадно со страстью и болью во взгляде.
Следом бежали её истерики, крики и слёзы из-за Жени, стыда перед Лёней. Первая ночь. Страсть. Касания тел. Его снова прошибло. Кирилл выдохнул, поднял взгляд на дочерей и оторопел. Рита смотрела на него глазами жены, которая отдала всё самое лучшее их дочери. Всю себя влила в неё. Те же касания, омуты глаз, мимика, жесты. Мужчина любил свою дочь, но в то же время был болен ею. Образом, что перенесся из прошлой жизни.
Мелисса была его ягодкой. Цветком жизни, который он так и не уберёг. А так хотел.
-Папа…Папочка…, - шептала она, хватаясь за ворот рубашки и вжимая в себя со всех сил. Так малышка делала каждое утро перед тем, как Кирилл уходил на работу. Не хотела его отпускать, вырывая ещё несколько минут времени отца у работы. А сейчас – смерти.
-Кирилл, - строгие нотки вновь прорезали память. Даже его имя из уст родной крови звучало голосом любимой женщины. Мужчина махнул головой, стараясь скинуть дурное видение, что никак не уходило и засмотрелся, пытаясь запомнить каждую черточку Риты.
-Люся…- пробормотал он. Всего на секунду, русоголовый мужчина прикрыл глаза, а в следующий момент открыл в светлом рассудке.
Он разглядел лица дочерей, их слезы и осунувшийся взгляд. Пропустил боль через себя, натягивая на лицо слабоватую ухмылку. Утешить пытается, показать, мол всё хорошо. Хоть и сам понимает – конец.
Кирилл повернулся к Рите, притягивая её к своему лицу ближе, практически опираясь о её чело своим.
-Доченька…Я люблю тебя и всегда любил. Прости за всё. И меня и мать. Мы тебя очень любили, Маргаритка, - слабый голос шелестел подобно ветру, донося прощальные слова до ушей дочери. Маргарита менялась в лице, стараясь держать привычную маску, но так и не сумела скрыть трещины посредине, выдавая чувства родному отцу. Она не стеснялась, хотела показать, что ей не всё равно и очень надеялась, что у неё получилось.
-Мелисса, цветочек мой…Ты моё солнце и дар, который мы так старались беречь. Прости, что не смогли, - но вторая дочь ревела взахлёб, еле разбирая мутную речь отца.