Буду ждать у подъезда хоть до ночи, хоть до утра...
- Аза-ри-на Эм Вэ? - громким, абсолютно бесцветным голосом переспросила телефонистка. - Минутку... Сорок восемь, двадцать пять, шесть, четыре...
Сердце стучало так, что, казалось, занявшаяся чайными делами Люся услышит, оглянется. Говорить с Марьяной при ней?.. Да не все ли равно, хватит же наконец поджимать хвост!
Длинные гудки... Два, три, четыре...
- Алло! Слушаю вас. Алло!..
Я молчал. Я отчетливо сознавал, что должен хоть что-то промямлить, иначе Марьяна положит трубку, а потом, кто знает, уже больше не поднимет ее с рычага. Я же знаю, она чего-то боится, поэтому мне нельзя, нельзя молчать!..
- Не хотите говорить?
Ее легкая хрипотца проявилась так отчетливо, так памятно, что меня полоснул дикий испуг: еще миг - и все будет потеряно...
- Это я!.. Ходоров... Вы помните меня?.. Вчера...
Я опять умолк, но теперь это было уже не страшно. Она не бросит трубку, нет...
- Феликс!
Я готов был положить голову на плаху, что в ее голосе прозвучала радость.
Или... Или мне просто хочется это расслышать?
- Я думала о вас... И вы позвонили, будто подслушали. Спасибо...
- Марьяна, мне нужно увидеть вас. Сейчас... Когда скажете... Но лучше бы сейчас, Марьяна, как можно скорее...
Ффу! Вот и все. Сказал.
- Сейчас?.. - В голосе ее прозвучала озабоченность. - Не получится, Феликс...
В два я должна быть в больнице, а в три у меня урок... Может, завтра?... Нет, послезавтра, да, послезавтра!.. Мне будет удобно, если утром. Вы можете послезавтра?..
Мне почудилось, что Марьяна чуть не плачет, говоря об отсрочке. Неужели только почудилось?
- Хорошо, - сказал я. - Послезавтра... До свиданья.
- До свиданья, Феликс... Не обижайтесь, прошу вас!..
Опустив трубку на рычаг, я взглянул на часы. Без четверти час. Если выйти в половине второго, у больницы Пирогова я буду как раз к двум.
- Ну, как у нас с чаем? - бодро спросил я у Люси.
- Заваривается, Феликс Михайлович. Пусть еще чуть, вы ведь покрепче любите, я знаю.
Чудная девушка!.. Какой у нее всегда замечательный чай!.. И что за великолепная нынче погода, не то, что вчерашнее пекло!
Я закурил и, подойдя к открытому настежь окну, рассеянно взглянул вниз. Как всегда, у подъезда Дома печати было многомашинно - легковушки, микроавтобусы, большой автобус... Парни тащат на плечах запечатанные белые коробки с книгами, а может и не книгами, а какими-нибудь отпечатанными здесь бланками, грузят их в багажник серого "мерседеса"... Вот подъехал еще один "мерс", только черный и поновее. Из него выходят и неторопливо идут к подъезду двое мускулистых парней в цветастых рубашонках и сандалиях на босу ногу... Я прищуриваюсь и убеждаюсь:
это они!.. Толян и Максимка, "торпеды" ласкового уголовника Джиги!.. Они идут, безусловно, чтобы увидеть меня, но я не намерен встречаться с ними - ни выяснять, ни уточнять, ни обещать сейчас я не в состоянии. Я знаю, что разборка с ними неизбежна, что оттягивать ее значило бы гневить эту уголовную свору, усугубляя ситуацию. Но сейчас мне нужна Марьяна, и только она. Я должен вырваться из тухлого болота, которое все сильнее затягивает меня. Хоть до вечера...
- Люсенька, сейчас сюда придут... Будут спрашивать меня... Задержи их хотя бы на две минуты, объясни поподробнее, по каким делам ушел и скоро ли вернусь...
Скажи, что через час... Меня сегодня уже не будет, спасибо тебе, милая, до завтра! После объясню все!
Я выпалил это на одном дыхании, торопливо заталкивая в кейс рукопись мерзопакостной "Из бездны - вдвоем" и другую, еще более увесистую - своего романа, который никто здесь так и не удосужился прочитать. Времени у меня было считанные секунду, но я знал, что успею. Им-то подниматься на третий этаж, а дверь мужского туалета с нашей соседняя...
Оттуда, через оставленную в дверях щелку я наблюдал, как через пару минут в коридоре появились мои недобрые знакомцы, как они направились прямо к нашему кабинету, как вежливо постучали и вошли.
Двух минут, которые мне пообещала Люся, было более чем достаточно, чтобы спуститься по лестнице в вестибюль и, выйдя из здания, завернуть за угол.
Теперь - сто шагов до трамвая, а машины сюда уже с неделю не заворачивают - очередной ремонт дороги... Так-то, мой Джига!
4
Глава 5. Павлиний хвост В два часа Марьяна у больницы не появилась... Я был у въезда на территорию Пироговки уже в двадцать семь минут второго и не отходил от распахнутой решетки ни на шаг, чтоб ненароком не прозевать ее. В сравнении со вчерашним сегодня было вполне терпимо, даже на солнцепеке. Тротуар, зажатый с обеих сторон киосками и прилавками-раскладушками, кишел пестрым людом, что-то покупающим, приценивающимся и просто разглядывающим заморские фрукты, ранние помидоры, сосиски, зацеллофаненные ломти грудинок, соки, шампуни, массажные щетки и прочую дребедень. От покупки каких-нибудь апельсинов старушке сам я решил пока что воздержаться: успеется, неизвестно, придет ли еще Марьяна.
В два десять я прошел в больничный двор и сел на лавочке наискосок от входа в корпус с табличкой "Приемный покой", рассудив, что Веру Семеновну - вроде бы так ее называла Марьяна? - навряд ли перевели отсюда. О какой-либо операции речи не было, с ушибами больные просто лежат. Млеющий на солнышке старикан в жеваной полосатенькой пижаме подсел ко мне, пытался заговорить и отстал.
Марьяна не появилась. Я взглянул на часы: два двадцать... Тоскливое раздражение - то ли на нее, то ли на себя, не поймешь - подбиралось из глубины груди к горлу, словно позыв тошноты...
Белоснежный, по-лягушачьи приплюснутый "сааб" медленно проплыл мимо моей лавки и притормозил прямо напротив входа. Плечистый молодой человек в затемненных очках и черной трикотажной рубашке вышел из машины, быстро обошел ее и открыл заднюю дверцу. Я равнодушно следил, как он принимает от кого-то сидящего в салоне цветной пластмассовый пакет с ручкой, как помогает выйти из машины изящной женщине в мини-юбке. Когда она, выйдя, распрямилась и подняла голову, мое безразличие испарилось вмиг: это была Марьяна!..
Я судорожно вцепился пальцами в сидение, но не вскочил, не окликнул ее. В темноте салона смутно белела рубашка еще кого-то, кому она кивнула и прощально махнула рукой. Взяв из рук водителя тяжелый пакет, она направилась к ступенькам, ведущим в приемный покой. Сверкающий, как Эльбрус на солнце, "сааб" чуть проехал вперед, развернулся и бесшумно покатил к воротам.
Я не пошел следом за Марьяной в больницу. Я был слишком ошеломлен. Лимузин суперкласса - и это, казалось бы, обиженное жизнью существо, которое я, кретин, уже успел столько раз мысленно пожалеть... Никак они не вязались друг с другом. Вряд ли это был случайный "левак", которым она, опаздывая, воспользовалась. Галантность парня в черной рубашке совсем не походила на оплаченный сервис. Тот, невидимка, что остался в салоне, не иначе хозяин машины. А может, и ее, Марьяны?.. "Жизнь наша гроша ломаного не стоит", - вспомнилось вдруг мне. Неужели и она, моя Марьяна, чем-то повязана с обладателями грязных капиталов, с какой-то криминальной средой?
Впрочем, с какой стати - "моя"? И почему - непременно с криминалом? Такой вот "сааб" может себе купить вполне благонамеренный банкир. И разве не мог подвезти ее попутно сосед по подъезду? Живет как-никак не в "хрущебе", в доме относительно престижном...
Как ни убедительны были эти аргументы, с каждой минутой на душе становилось все пакостней. Я с трудом уговорил себя подождать. Нет ничего мучительнее неопределенности, пусть уж будет даже наихудшая из правд. Иначе никогда не выбраться тебе из паутины иллюзий, которой ты всякий раз оплетаешь себя, как полоумный паук.
Марьяна появилась из подъезда примерно через четверть часа и сразу же увидела меня. Ожидая, я пытался предугадать ее реакцию - изумится, испугается, гневно нахмурится, пройдет мимо, сделав вид, что не заметила... Все, что угодно, но только не это: неподдельная радость. Ее матовые щеки вспыхнули, стали розовыми. А главное - какой по-детски искренней радостью засветились эти темно-карие, чуть скошенные к вискам глазища! Давно уже не смотрели на меня так молодые красивые женщины, давненько... И ведь это была не просто молодая и красивая, это была она, Марьяна...