Надо бы охнуть от восхищения, но страх перед каргой пересиливал в гостях остальные чувства. Она напоминала злую колдунью на крестинах сказочной принцессы.
Оглядев стол для молодых, где не было ни одного свободного места, – ведь ее никто не ожидал, – княгиня Изабелла усмехнулась каким-то своим мыслям и неожиданно зычным голосом провозгласила:
– Пора по домам, гости дорогие! Дайте покой жениху с невестой, им есть чем заняться. А ты, – ее мутноватые глаза обратились к Анне, – пойдем, проводи меня в уютное местечко. Нам найдется о чем потолковать. Да и моим старым костям нужен покой.
Каково! В собственном доме мадам Вонсович командовали! Но ни она, ни старая княгиня не видели в этом ничего необычного. Ведь Изабелла была намного более родовита – самая родовитая в зале. Ни Сапеги, ни многочисленные, как кролики, Потоцкие не смели с ней равняться. Радзивиллы, м-м-м-м, пожалуй, но только в Литве, никак не в Польше.
Анна встала. Низко, по-старинному, поклонилась гостье – при этом ее хваленая диадема едва не упала на пол. Хозяйка даже представила, как украшение покатится по наборному паркету. Как из него выскочит и даст досадную трещину центральный бриллиант «Бонапарт». Но нет, ничего не случилось.
Отдав гостям прощальный реверанс и знаком показав молодым, что они свободны, Вонсович сошла к гостье, поцеловала у нее руку и пригласила следовать за собой.
Они принадлежали к враждующим кланам. Что не мешало обеим вести себя с утонченной вежливостью. Даже напротив. Когда видишь противника так близко, хорошие манеры – лучшая броня.
Спутницы поднялись на второй этаж и прошли чередой парадных залов, вслушиваясь в эхо балов прошлого века. Потом углубились в жилые покои, где царствовала элегантность без позолоты. Фисташковая гостиная – то, что надо, решила Анна.
– Присядем, – хозяйка указала старухе на кресла. – Чаю с дороги?
– Пожалуй. – Та еще не приобрела новомодных замашек хлебать кофе в любой час дня и ночи.
– Вы проделали долгий путь. Ваше здоровье…
Гостья подняла руку, прерывая поток любезностей, готовый сорваться у мадам Вонсович с губ.
– У меня нет времени, милочка. Простите. Обычно старые люди велеречивы. Они не осознают, как мало им осталось. Каждая минута на счету.
Анна в некотором изумлении смотрела на Чарторыйскую.
– Я вот все время думала, пока мы шли, – протянула гостья, – если случится, что у нас снова будет свой король, неужели вы уступите ему эту резиденцию, со всеми сокровищами?
Графиня чуть не рассмеялась.
– С какой стати? Я по рождению имею не меньшее отношение к короне, чем любой кандидат. Короли приходят и уходят, а магнатство остается.
Изабелла от восхищения чуть не ударила ее рукой по руке.
– Славно сказано! Клянусь, славно сказано. – Она выдержала паузу. – А если король будет не в вашем вкусе, вы намерены ему вредить?
Ах, вот зачем она приехала! Губы хозяйки разочарованно выгнулись.
– Вы так и не оставили надежду посадить на трон своего ненаглядного сына Адама?[52] Эту рыбку-прилипалу покойного русского царя?
Старая графиня внимательно вглядывалась в лицо собеседницы. Анне показалось, что гостья замечает каждую морщинку, каждый провис кожи. Она усилием воли удержалась оттого, чтобы не схватиться за щеки – еще не дряблые, но вот-вот готовые поехать вниз – и прикрыть потерявший былую твердость подбородок. Что за наглость! Разве можно так немилосердно пялиться на другую женщину?
– Вы красивы, – констатировала Изабелла. – Не врожденной красотой. В юности у вас было много недостатков. С годами вы сумели их разгадать и победить, обращая внимание на достоинства. Я родилась красавицей, мне это было не нужно. Но я умею ценить дамские усилия. Тем более теперь, когда и ваши летние деньки на исходе, а меня давно знобит от стужи. – Она снова помолчала. – Я прощу вам непочтительный отзыв о моем сыне, который одной своей дружбой с царем Александром годами удерживал меч над головой Польши. – Чарторыйская дала собеседнице время осознать сказанное. – Я сделаю вид, будто вы этого не говорили. Но наперед избегайте подобных промахов.
Анна подобралась. Она привыкла с детства ненавидеть Чарторыйских за то, что они в конце прошлого века переметнулись к русским. Служили им. Хотя так сделали многие… Потоцкие, Четвертинские, даже Радзивиллы. До первого сильного врага, разумеется… Теперь, выходило, у перебежчиков своя правда?
52
Чарторыйский Адам Ежи (1770–1861), князь, политический деятель, дипломат. Российский министр иностранных дел в 1804–1806 гг. Друг Александра I, инициатор создания Негласного комитета, фактически правительства при молодом монархе. Изменил императору при вступлении Наполеона в Россию в 1812 г. Один из руководителей восстания в Польше 1830–1831 гг., затем эмиграции поляков в Европе.