В 1975 году пришла очередь Линды столкнуться с законом. Когда они с Полом ехали на машине в Лос-Анджелес, их остановила полиция, и в сумочке у Линды было обнаружено семнадцать грамм марихуаны. Линда настаивала на том, что наркотик принадлежит ей, и суд принял это объяснение. Это как раз было на руку Полу, у которого возникли неприятности по поводу визы с американской иммиграционной службой из-за двух предыдущих арестов. Линда была оштрафована на пятьсот долларов, и Пол, как всегда, не носивший с собой наличных денег, был вынужден занять эту сумму у Питера Брауна, который остановился в том же отеле «Беверли-Хиллз», куда в свое время приезжала Винона Уильямс в бесполезной попытке одолжить денег у Пола, чтобы выручить свою подругу из полицейского участка, в котором теперь сидела Линда. Когда их остановила полиция, в машине находились дочери Маккартни Мэри и Стелла и падчерица Хитер, и Линда еще хорошо отделалась, так как ей могло быть предъявлено более серьезное обвинение в приобщении к наркотикам малолетних.
«Самое неприятное во всем этом как раз то, что тебя начинают считать наркоманом», - жаловался Маккартни. Но он ничего не делал, чтобы опровергнуть эту репутацию. После ареста в Швеции он написал песню «Hi, Hi, Hi», которую постигла судьба ирландского сингла, и она была запрещена для передачи «Би-би-си». И в его альбоме «Band on the Run», хотя и не «концептуальном», все-таки сквозила тема наркотиков. «Многие ансамбли во время гастролей представляли собой ансамбли в бегах, - объяснял Пол. - В 60-х и 70-х годах многие музыканты выходили за рамки обычных норм и подвергались арестам. Например, такие ансамбли, как «Byrds» и «Eagles». Настроение у всех было подавленное, из-за марихуаны мы были объявлены вне закона».
После ареста в Швеции Пол говорил: «В конце дня большинство людей приходят домой и выпивают виски. После выступления мы чувствуем себя выжатыми как лимон, и мы с Линдой предпочитаем, уложив детей в постель, сесть и выкурить по сигаретке с марихуаной». После того как он предстал перед судом в Великобритании, Пол сказал: «Я считаю, что закон должен быть изменен, как с гомосексуалистами, где совершеннолетним людям позволяется по обоюдному согласию удовлетворять свои наклонности». Естественно, что подобные его заявления не вызывали восторга у японских властей, и во всех просьбах предоставить визу для поездки в Японию ему было отказано. Маккартни был рад оставить эту идею, но его тогдашний менеджер Харвей Голдсмит придерживался на этот счет другого мнения, и «Уингз» все же отправились на гастроли. Голдсмит вспоминал: «Япония была для нас очень важным рынком, и при составлении планов мы рассматривали ее как неотъемлемую часть нашего турне. Пол сказал мне: «Для меня дорога в Японию закрыта», на что я ответил: «Это моя забота». Пол заинтересовался, но промолчал».
К делу было подключено британское посольство в Японии, которое стало уверять японские власти, что Пол Маккартни, кавалер ордена Британской империи, безусловно, является порядочным и законопослушным гражданином. Давление на власти было оказано и со стороны самих японцев. Токийская газета «Йомиури» предложила свою финансовую поддержку в организации серии концертов, в эту кампанию включились и японские менеджеры. «Я свое дело сделал», - сказал Голдсмит.
В своем стремлении выглядеть справедливыми японские власти сдались. И какую благодарность они получили в ответ? Их взору предстало полфунта марихуаны, которую Маккартни даже не удосужился спрятать, а положил прямо сверху в чемодан. Японские чиновники пришли в бешенство, поведение Маккартни вынудило их выйти из себя, что недопустимо по восточным канонам. Несмотря на заявление высших официальных властей, сотрудники службы по борьбе с наркотиками и таможенники были твердо намерены упрятать Пола в тюрьму на долгий срок. И, пока не было принято окончательное решение, они заставили Маккартни серьезно поволноваться.
Ему был присвоен тюремный номер 22, и Пола поместили в бетонированную клетку размером 8x4 фута в сером здании тюрьмы в центре Токио. Он спал на тонком сбившемся матрасе, а для тепла ему выдали тонкое одеяло. Охранники будили его в шесть часов утра, и во время утреннего обхода он должен был сидеть на полу на корточках. Пол вспоминал: «Они кричали мне по-японски: «Номер двадцать два», а я должен был отвечать «да», а не «да, да, да». Так я и делал, я не собирался вступать в противоречия с системой».
На завтрак ему давали морские водоросли и луковый суп. «Не слишком хорошая штука, если привык есть по утрам кукурузные хлопья», - вспоминал он позднее. Затем следовала двадцатиминутная прогулка, а после ленча, состоящего из хлеба с джемом, Пола отводили в отдел по борьбе с наркотиками. Он вспоминал: «Меня отводили в наручниках, а вокруг шеи завязывали веревку, и получалось что-то вроде собачьего поводка. Они хотели знать обо мне все - мой возраст, где я родился, как звали моего отца, каков мой доход». В свою клетку он возвращался в пять часов дня, около восьми ужинал рисом и супом, а в восемь часов выключали свет. Принца самым безжалостным образом выбросили из его дворца. «Сначала я решил, что это варварство, и даже ожидал, что меня могут изнасиловать, - говорил Пол. - Поэтому я спал, повернувшись спиной к стене».