Выбрать главу

1

Дунька любила возится с тестом. Она месила его с остервенением, с удовольствием наминая ему бока так, как будто она расправляется с Пашкой из соседской деревни. За то, что не смотрит на неё, такую аппетитную, задорную и уютную, как мамины коленки с лежащим на них вязанием. Вот правой, за то что вчера Марью зажимал за домом, вот левой, за то, что смеялся вчера над Дунькой на глазах у всех. Податливое тесто вбирало в себя всю Дюнькину досаду, а ещё оно прекрасно пахло: детством и тёплом.

Дунька подкосилась на девушку, хлопотавшую рядом. Васька появилась в их доме недавно, когда старший брат решил наконец женится и привёл эту задорную хохотушку, представив ее: «Вот вам моя зазноба, Василиса Прекрасная, прошу любить и жаловать»

Василиса, даром, что прекрасная, была в два раза толще Дуньки и вдвое глупее, но вообще то была девка добрая и Дунька свою новую сестру любила , и с удовольствием распевала с ней песни, замешивая хлеб и наслаждаясь звуками удивительно нежного и какого то детского голоса своей снохи.

«Вась, сбегай к тетке, попроси ещё муки», - попросила Дуня, продолжая месить тесто так, как будто это бока любимого.

Вася сразу подхватилась, и натянув валенки выбежала во двор. Выросшая среди 11 братьев, Она души не чаяла в своей маленькой Дуняше и на любую ее просьбу всегда откликалась сразу же и выполняла ее с удовольствием, с каким мать заботится о своём дитя.

Выбежав во двор, она оглянулась вокруг. Все вокруг было белым, и девушка решила не делать круг по глубокому снегу. Зачем? Если вот, только руку протяни и забор, а за ним богатый дом Дуняшиной тётки. И она с воодушевлением устремилась туда.

Дунька смотрела в окно, наблюдая за снохой, пытаясь угадать, какие таки муки выбора играют сейчас на ее лице. Вот Вася наконец что-то решила, и посеменила к забору, смешно переваливаясь в отцовских огромных валенках. Дуня замерла, догадывавшись наконец о намерениях Васьки и посмотрела на неё со смесью ужаса и веселья. Неужели полезет через забор? И как ей в голову то такое пришло, с ее то габаритами.

Васька подтянулась на руках и начала качаться на заборе, как переспелая груша на дереве, перевешиваясь то на одну сторону, то на другую, и в конце концов, мягко шлёпнувшись на снег на своей же стороне, посеменила обратно к дому, радостно размахивая руками и крича приветствия.

Дуней овладело такое веселье, что все Пашки, Машки, да кто бы то ни было, были забыты, она давилась смехом, слёзы катались из ее глаз, приправляя будущий хлеб солью и озорством. Те кто будет есть этот хлеб сегодня после тяжёлой работы, сами не поймут, почему тепло и задор молодости вдруг заискрится где то внутри, изгоняя усталость и раздражение после тяжелого дня.

Дверь распахнулась, и в дом влетела Васька, замерла на пороге, глядя на Дуньку своими добрыми такими наивными глазами и выпалила с изумлением:

«Ба! Дунька! А ты как сюда попала?!»

Через пару минут, когда Василиса наконец осознала , какого дала маху, ее веселый смех присоединился к Дуняше и долго ещё кружился по дому, закручивался спиралью под потолком и рассыпался лёгкой пылью, заставляя девушек снова и снова вспоминать произошедшее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

2

Спустя три года, забытый Пашка женился на Маньке, не затронув ни одной струнки в сердце повзрослевшей Евдокии. К этому времени дел у неё прибавилось. В семье появился маленький шалопай, как две капли воды похожий на брата, как лицом так и характером: озорной , упрямый и своевольный. Василиса, увеличившись ещё в два раза, с трудом передвигалась по дому и каждую секунду наглаживала свой живот, пытаясь успокоить очередного наследника, который никак не хотел появляться на свет, зато регулярно напоминал матери о своём присутствии, отбивая ей бока, как когда то Дунька тесто.

Работы у Дуни было теперь так много, что она не замечала, ни то как заглядываются на неё парни из ее деревни, ни то как присматриваются и шушукаются соседки у неё за спиной, прикидывая, как лучше сосватать ее своим великовозрастным сыновьям. Укладываясь на лавку, поздно вечером и подложив руку под голову, которая казалась ей теперь мягче даже отцовской подушки, той, что он купил два года назад в городе, и которой так гордился, никого к ней не допуская, она закрывала глаза, собираясь помечтать как всегда делала это прежде. Однако горшки, ухваты, пеленки, поросята и куры начинали кружится у неё перед глазами со страшной скоростью, унося ее в чащу беспокойных и сумбурных снов, не дав мечтам развернуться в полную силу.