Из-под злого пера могла выйти лишь злая карикатура. Леон-Поль Фарг точно заметил: «Несомненно, появление пьяного, беспокойного и сварливого бродяги не могло не шокировать этого человека, так заботившегося о своей бородке неудавшегося полковника и о манжетах учителя начальных классов. Верлен просто-напросто был выше его, и он, возможно, это почувствовал»[649].
В любом случае те, кто общался с Верленом, не испытывали к нему такого презрения, граничившего с отвращением. Его считали несчастным человеком, жертвой злого рока, и доверяли ему. Доказательством тому служит подписка в пользу Верлена, организованная 12 марта 1892 года тридцатью шестью писателями и художниками — среди них Коппе, Бушор, Лоран Тайад, Анатоль Франс, сам Жюль Ренар. Каррьер. Эта благотворительная акция была призвана обеспечить поэта ежемесячной рентой, которая в первый месяц составила 180 франков[650].
Итак, наконец Верлен в одиночестве. Он свободен от Эстер (поэт называл ее Эстер, когда сердился, и Филоменой, когда они мирились) и уже скучает. Однажды — и этот день стал для него роковым — он встретил Эжени, бродившую неподалеку от его дома. Она проявила сочувствие к Верлену, называя его ягненком, избежавшим когтей тигрицы:
— Если ты будешь с ней, то всегда будет повторяться одно и то же: она будет тебя обманывать, и ты будешь несчастен.
Добрая душа, она предложила ему приходить к ней, когда он того пожелает. Но здоровье поэта не позволило ему в полной мере воспользоваться этой милостью. Немного погодя он скромно предложил: давай попробуем жить вместе. Его мучили приступы тоски и тревоги; опасаясь Эстер и Лакана, он неоднократно менял место жительства: 20 июня 1892 года он дал Эрнесту Рейно свой новый адрес — улица Монтань-Сен-Женевьев, дом 68, но уже 4 июля он сообщил Эмилю Золя, что вернулся на прежнее место, в дом 16 по улице Декарта.
Спокойная и упорядоченная жизнь стала ему необходима, но так как мансарда Эжени на улице Паскаля находилась слишком высоко и была слишком мала, они нашли квартиру на улице Фоссе-Сен-Жак, дом 9. «Мы переезжаем, и это требует денег», — писал Верлен Ванье 8 июля 1892 года.
Но судьба готовила Верлену новые испытания. Меньше чем через месяц ему пришлось из-за абсцесса на ноге снова лечь в Бруссе (палата «Лассег», койка номер 30). Бедному поэту там не было покоя: тифозные больные принимали ванну по четыре раза за ночь!
Чтобы развеяться, Верлен прочитал только что вышедший роман Анатоля Франса «Перламутровый ларец», где поэт выведен под именем Гестаса (это имя носил разбойник, распятый вместе с Иисусом Христом). Зеленые глаза, шишковатый, медного цвета череп, длинные позеленевшие волосы — кто бы его не узнал? «Но он наивен и сохранил святую детскую веру». Лубочный Верлен. С утра до ночи он ходит по притонам, кафе и церквям, то веселый, то погруженный в отчаяние. Однажды, когда пономарь пытается закрыть перед ним двери церкви, Гестас возмущенно восклицает: «Я говорю тебе, что хочу примириться с Богом, черт возьми!» В заключение автор снисходительно замечает: «По легенде, Гестасу было даровано вечное блаженство»[651].
Верлену эта легенда не понравилась. Раньше он стал бы протестовать, но погрузившись одновременно в разврат и мистицизм, поэт старался лишний раз не шокировать своих современников утрированным поведением и несдержанными речами. И потом, разбойник, распятый вместе с Христом, которому к тому же обещано вечное блаженство — не тот образ, которого следует стыдиться.
В больнице у него не было возможности избегать встреч с Филоменой, на которую он, надо признать, оказывал своего рода гипнотическое воздействие. Вряд ли дело было в деньгах, ведь их у Верлена было очень мало. Но какая женщина останется бесчувственной к любви знаменитого поэта, который кладет свой талант к ее ногам? Ей достаточно было сказать: «Ты прекрасно знаешь, что в глубине души я люблю именно тебя». И все сразу было забыто.
Тотчас Верлен вновь принялся писать. Возвращению красавицы он посвятил две книги: классические «Элегии» и целомудренный сборник «В лимбе». «Лимб[652], — объяснял он, — это больница и посещения Филомены».
Лепеллетье выступил посредником между поэтом и ответственным секретарем «Эха Парижа», и «Элегии» были сразу же напечатаны. Филомена забрала большую часть гонорара, но разве она не заслужила этого, будучи одновременно курьером и музой, вдохновлявшей мастера? К несчастью, в конце августа 1892 года она заболела и должна была сократить количество визитов в больницу. В письме от 2 сентября она, извиняясь, тем не менее напоминает о главном: «Пастарайся палучить пабольше денег, патамушта ани мне нужны (sic). Люблю. Целую. Твоя дьяволица Эстер»[653].
650
Согласно записи в дневнике Франсуа Коппе, см. «Фигаро» от 19 сентября 1925 года.
651
Предполагали, что Верлен выведен в «Красной лилии» в образе поэта-анархиста Шулета, но ответ А. Франса был категоричен: «Шулет — это не Верлен».
652
В католической традиции, которая и породила термин вследствие «затруднений в согласовании неминуемости ада для всех нехристиан и невинности младенцев, умерших некрещеными, или праведных язычников», лимб есть «преддверие ада, где пребывают невинные, но не просвещенные благодатью христианской веры души, свободные от наказаний» (словарь «Мифы народов мира», статья «Ад»). —